.
Однако поверить в триумфальную победу глобализма над национализмом пока мешают несколько обстоятельств. Если понимать национализм как рефлексию культурных и идентификационных процессов, то неясно, как его здесь может заместить глобализм. Ведь нельзя иметь «глобалистскую» идентичность. Для нее необходимы история и память как проекции глобального прочтения истории и трактовки памяти, их визуализация и символизация, причем в том числе на уровне простейших космополитических символов (все-таки идентичность «мы – сообщество любителей кока-колы» можно пока представить только в виде курьеза, а не влиятельной политической силы). Очертания таких интеллектуальных проектов можно увидеть в проекте Евросоюза, «объединенной Европы»: «мы – европейцы», вообще в системе «западных ценностей». Но пока это только проекты, которые должны еще выдержать испытания временем.
Национализм в будущем неизбежно будет увязан с проблемой несправедливого распределения мировых ресурсов, и новое «восстание наций» придет из тех стран, которые считают себя обиженными и обделенными более высокоразвитыми соседями. Футурологи рисуют картину националистического бунта против космополитических «ведущих мировых держав». Правда, этот сценарий имеет ту неубедительную сторону, что противостояние западной цивилизации в основном происходит с исламским миром, а исламские движения в своей основе религиозны, но не националистичны.
Надо подчеркнуть, что модернизм был источником националистических устремлений в конце XIX – начале XX в., но уже в эти годы стала проявляться тенденция, окончательно победившая во второй половине XX в., когда национализм стал подпитываться традиционализмом и даже консерватизмом. Это была реакция общества на испытания, на вызовы современности, на перемены, которые пугали и далеко не всем были по душе. Во второй половине XX в. начал набирать обороты и сегодня стал определяющим в нашей жизни процесс глобализации, стирания национальных границ, культивирующий космополитизм, мультикультурализм, экономическую и культурную интеграцию в мировые системы.
Национализм выступает в данном контексте как реакция народов и культур, озабоченных перспективами утраты своей идентичности, растворения в глобальном мире. Как отметил швейцарский историк У Альтерматт, «в век массовой коммуникации и массовых транспортных средств, Интернета и поп-культуры… еще никогда в Европе так много людей не находились в такой зависимости друг от друга и не были так тесно связаны друг с другом. Между тем, чем больше выравниваются различные европейские страны в техническом и экономическом отношении, тем сильнее многие люди ощущают угрозу своей культурной идентичности и испытывают потребность в том, чтобы каким-либо образом отличаться друг от друга. В то время как европейцы становятся все больше похожи друг на друга при потреблении и ведении хозяйства, на уровне культуры они поднимают мятеж против глобализации. Из страха перед потерей культурной идентичности они изолируются, строят этнона-ционалистические укрепления и используют культурные различия в качестве предлога для обособления иных… европейский национализм новейшего типа является парадоксальным следствием или порождением глобализации. Он представляет собой защитную психологическую реакцию на процесс культурной стандартизации и унификации (так называемой “макдональдизации”), сопровождающий прогрессирующую интернационализацию всех сфер человеческой жизнедеятельности»