На самом деле он считал, что, переписывая данные Министерства изобилия, он не занимается подделкой. Просто заменяет одну ерунду другой. Большая часть материала, с которым ты имеешь дело, никак не связана с реальным миром, у этих данных нет и такой связи с действительностью, какую имеет с ней даже явная ложь. Статистика в исходной версии – это такая же фантастика, как и в исправленном варианте. Добрую часть времени ты, как от тебя и ожидается, просто берешь цифры от фонаря. Например, в прогнозе Министерства изобилия говорилось, что в четвертом квартале будет выпущено 145 миллионов пар ботинок. А реальное количество составило шестьдесят два миллиона. Однако Уинстон, переписывая прогноз, опустил цифру до пятидесяти семи миллионов, дабы показать перевыполнение плана. В любом случае шестьдесят два миллиона не ближе к истине, чем пятьдесят семь или 145 миллионов. И есть очень высокая вероятность, что никаких ботинок вообще не производили. А еще более вероятно, что никто не знает, сколько именно было произведено, да и не хочет знать. Все, что полагалось знать, так это то, каждый квартал на бумаге выпускается огромное количество обуви, в то время как, быть может, половина населения Океании ходит босым. И вот так обстояло дело почти с каждой группой зафиксированных на бумаге фактов – будь она маленькая или большая. Все расплывалось в тумане этого мира теней, в котором даже даты становились неопределенными.
Уинстон бросил взгляд в холл. В кабинке напротив сидел аккуратный человек по имени Тиллотсон – маленького роста, с выбритым до синевы подбородком. Он усердно работал, держа на коленях сложенную газету и буквально приникнув ртом к микрофону диктописа. Создавалось впечатление, будто он говорит нечто такое, что должно остаться секретом между ним и телеэкраном. Он поднял голову и злобно сверкнул очками в сторону Уинстона.
Уинстон практически не знал Тиллотсона и понятия не имел, какую работу тот выполняет. Служащие Департамента документации обычно не обсуждали свои рабочие обязанности. В длинном, без единого окна холле, вдоль которого тянулись секции-кабинки, кругом высились бесконечные кипы бумаг и слышались голоса, бормочущие что-то в диктописы, работала добрая дюжина человек, коих Уинстон не знал даже по имени, хотя каждый день видел, как они торопливо перемещаются туда-сюда по коридорам и жестикулируют на Двухминутке ненависти. Он знал, что в кабинке рядом с ним маленькая женщина с рыжими волосами день за днем непосильно трудится над тем, чтобы просто отследить и изъять из прессы имена людей, которые были распылены, и, следовательно, теперь считаются никогда не существовавшими. Для этого требовалась определенная закалка, так как ее собственного мужа распылили пару лет назад. А еще через несколько кабинок располагалось нежное, слабое и мечтательное существо по имени Амплфорт, с заросшими волосами ушами и удивительным талантом к рифмам и стихотворным размерам; он занимался созданием искаженных вариантов – так называемых окончательных текстов – стихотворений, которые сделались оскорбительными с точки зрения идеологии, но по той или иной причине оставались в антологиях. И в этом холле, где находилось пятьдесят служащих или около того, размещалось лишь одно подразделение, одна клеточка огромного организма Департамента документации. За пределами этого помещения, выше и ниже его множественные пчелиные рои других работников выполняли несусветное количество разнообразных заданий. Здесь были огромные типографии со своими редакторами, экспертами по печати, со своими технически оснащенными студиями для фальсификации фотографий. Имелась и секция телепрограмм со своими инженерами, продюсерами и группами актеров, получивших работу благодаря умению имитировать голоса. А еще были армии клерков-референтов, чьи функции заключались только в том, чтобы составлять списки книг и периодических изданий, подлежащих отозванию. В здании находились и обширные хранилища, куда отправлялись исправленные документы, а также скрытые где-то печи, где уничтожались оригиналы. Кроме того, в каком-то месте, совершенно анонимно, существовал руководящий мозг, который координировал все усилия и намечал политическую линию, согласно которой этот фрагмент прошлого необходимо было сохранить, тот – фальсифицировать, а еще один вымарать из существования.