– Ты мне все кино распугал, – сообщил отче дяде Архипу.
Тихон тем временем наблюдал это все, не вмешиваясь. Хотя и ему было жалко, что блондинки свинтили. Сейчас же, заподозрив намерение отца Филипа дать дяде в дыню, Тихон вскочил и заверещал.
– Оба правы, братья, оба! – рвался в бой на светлой стороне силы Тихон, – и я с вами тоже прав.
Господи, лишь бы чашки бить снова не начали, как в прошлый раз! И вновь из-за бабы, и опять из-за нарисованной!
– А они все нарисованные, – сказал ангел-хранитель, – Ты же знаешь, что весь этот мир – иллюзия, сон, картинка.
– Тебя не хватало, – заскулил Тихон, и снова вышло так, что ангел крайний.
Но ему и не привыкать – на что не пойдешь ради хранимого.
Тайные медали отца Филипа
Из всех праздников отец Филип больше всего уважал никакие. Разве что Новый Год праздновал и Девятое Мая. От первого в нем жило детство, а от второго благодарность. Всё остальное пролетало мимо его внутреннего календаря, как листы осенние, гонимые искусственным ветром из моторизованной трубы дворника. Остававшееся еще в памяти наследие церковного великолепия все-таки тоже угасало, всплывая двунадесятыми, да и то не всегда.
Государственные дни отец Филип вообще называл «штырями», чем расстраивал патриотически настроенного Архипа.
– О, – иронично восклицал Филип, наблюдая за окном флаги, – снова понесли, как в старое время хоругви. Времена меняются, а флаги остаются, как штыри в душу. Несут, несут… куда несут-то?
– А что, отче, – встревал Архип, ощутимо для других наливаясь гневом, – флаги надо нести куда-то? Флаги носят не куда, флаги носят как, вроде «гуччи» с «версаче». И чем тебе флаги не того?
– Ему всё всем не того, – подначивал Тихон, предвкушая ругань.
Ругань избавляла от скуки, выводила наружу чувства, и способствовала очищению организма – но ненадолго. Так, вытошнит малёхо, и снова запор, до следующей ругани. Тихон даже подозревал, что есть связь между запором в кишечнике и запором в мозгах. Что первичнее: кишки или голова, Тихон пока не понял, но на своем опыте успел убедиться, что после хорошей клизмы думается легче. Поэтому он ел порошки с гвоздикой и полынью, и старался не жрать много сладкого, то есть – боролся с внутренним врагом, как мог. Для него «мочить террористов в сортире» означало ставить себе самому антипаразитарную клизму, или жевать живицу кедровую, потому что она, попадая внутрь со слюной, губит непрошеных гостей организма увесистыми килограммами. А всё потому, что жрут все как свиньи убогий харч с «витаминами Е» сплошными, ибо ничего другого в магазинах уж нынче не водится. Да не просто жрут, а еще и мешают желудочно-несмешаемое, как хлеб с колбасой. Тихон даже книжку хотел написать про то, что все неправильно кушают, и Международной Академии Кулинарии следовало бы выкупить весь тираж этой книги, и сжечь.