Когда под боком не было кедровой живицы, Тихон жевал отца Филипа. Сегодня оного было за что куснуть, потому что флаги-то он якобы недолюбливал, а сам медали на себе таскал!
Время от времени на Филипе появлялись медали. Это было удивительно для человека, напрочь отрицавшего необходимость государственной регалистики. Весь вроде такой размагниченный, икона внутренней свободы, отец Филип время от времени демонстрировал еще один бронзовый кружочек. Их у него уже штук пять точно было.
И еще прибавлялись!
– Шопенгауэр же сказал тебе, что государство, не в силах удовлетворить подданных деньгами, придумало медали, – сказал как-то Тихон, – Зачем тебе, свободному человеку, награды? Флаги не любишь, а медали берешь.
– А это не награды, – спокойно ответил Филип.
– У него это как хохолок у кришнаитов, – пояснил Архип, – Когда грядет Божий суд, Бог своих будет за хохолок из огня вытаскивать. А отца нашего Филипа за медали потянет, стало быть.
Тихону нравились правильные ответы и не нравились неправильные. Архип местами был горазд отвечать верно, но нередко и ошибался.
– Медали ему люди дают, а не Бог, чего же Ему отца Филипа за медали тащить? – резонно возразил Тихон, – Бог будет тащить за то, что Сам дал, при рождении.
Все единодушно представили, за что Бог будет тащить отца Филипа из адского пламени, получилось смешно. Даже сам отец Филип улыбнулся. Тихон же решил, что отец Филип расслабился и вновь подкатил с вопросом:
– Может вскроешь правду, отче, кто и за что тебе почести дарует?
Но отец Филип свято берег свою тайну, и вновь повторил про медали то, что уже много раз повторял.
С его слов, медали были очень тайными. Можно было только догадываться, что награждало ими государство, также имело смысл подозревать, что это было государство российское, но вот за что… сие было тайною, покрытой мраком подписки о неразглашении. Награды были настолько тайными, что нельзя было указать даже «За секретные операции». Ни от какого ведомства: от армии ли, от разведки ли, от какого иного наркомата, ни за какие такие подвиги – никакой информации не было.
Но медали были настоящими, номерными, с выбитыми на заду цифирьками. И, самое главное, от них веяло такой державностью, что даже заподозрить подделку стало бы грехом неимоверным, изменой Родине. И еще – они были старыми. Явно в какой-то тайной государевой хранюшне они хранились, отлеживались, набирались сока перед тем, как прыгнуть на отца Филипа.
Никто до этого и подумать не мог, а теперь смогли и подумали, что настоящая награда перед вручением вылеживается, спеет, как хорошее вино, а не прямо из Гознака выписывается в наградной лист, теплая, из-под станка. Может, эти медали еще сам Суворов чеканил и полировал, надеясь, что через века их получит некий русский отец Филип, достославный и верный.