Отца Филипа словоблудием было не пронять.
– Из приведённого примера видно, что у десантников и прапорщиков различное понимание базового понятия – что такое победа. И император Александр Великий здесь никаким боком, дружище.
– Хорошо, – не унимался Архип, – а представь себе, что социум запрограммирован иначе. Например, если бы те, кто готов воевать, знали, что они не будут никогда объявлены героями, стали бы они воевать? Если бы, например, знали, что их ни уважать, ни ветеранить не будут ни при каких обстоятельствах, пошли б на войну?
Тут как раз присутствующий Тихон встрепенулся и возопил:
– Предлагаю нововведение! Перед объявлением войны любой президент обязан публично, перед телекамерами, собственноручно убить человека, причём обязательно хорошего. Лишь после этого он получает право отдать приказ на войну.
Все неловко умолкли, будто Тихон испортил воздух. Тоже мне, цветок жизни, маке лове, нот вар.
Отец Филип улыбнулся глупым словам Тихона, и сказал дяде Архипу:
– Ишь ты, дядя, ободрать всех решил изнутри. Не выйдет, дядя. От нас не убудет.
Отец Филип, когда ночью вставал по маленькому, еще всегда воду пил. Говорил, что раз только что убыло – надо восполнить.
Если я чувствую себя виноватым перед тобой, то я не буду жить свою жизнь. Я буду таким, и буду делать то, что делал бы ты, будь ты жив – ведь я виноват перед тобой. Самое забавное здесь то, что я не знаю, каким ты был на самом деле, потому что у меня есть только образ тебя, оставшийся с детства. Я полагаю, что это точнейший образ – но какие у меня основания так думать? Этот образ просто сильно запечатлелся, ну и что?
Заодно, моя виноватость избавляет меня от необходимости думать вообще – потому что я на алтарь виноватости готов принести самое дорогое, что у меня есть – моё мышление. Это я недавно прочитал, что всё, что у нас есть, и чем мы можем распоряжаться – это мышление. В самом деле – если отвлечься от совершенно автоматических животных действий – то даже чтобы руку поднять, надо сначала подумать. Мысль – в основе всего. Но в моей основе – вина еще «основнее», и я самое важное – мысль – приношу в жертву.
Так может быть – мысль не главное?
Я видел, как на закате жизни тебе тяжело было думать, у тебя был альцгеймер, пишу его именно так, потому что он сволочь. Не я ли был виною альцгеймера? О, могу ли я думать иначе, ведь у меня же моя вина. Она не дает ни о чем думать иначе.
Я как бы отдаю свою жизнь тому, перед кем виноват.
Блин, но это же полная лажа! Я не центр вселенной, с чего я решил, что являюсь причиной всей этой хрени, что с тобой приключилась, папа? Или что Бог ею является, откуда это я взял?