Тут Тихон взял да и проснулся.
Бррр…
Вечером проветривал комнатенку, окно не закрыл. Холодно сейчас в комнате. Да и носки не надел шерстяные, к которым уже наполовину привыкли ноги. Вот они с полуотвычки и замерзли, высунутые из-под одеяла, смешные, розовые, как худые поросята-сироты. Потряс головой – тишина, спят все. Легко вокруг ночью, хоть и зябко.
Встал, ушел от дивана на кухню. Сел. Пусть диван ревнует к стулу, если дурак.
В окне ночь, то ли иней на машинах, то ли фата. Листьев не видать на деревьях, но они есть – вон оно как тени гуляют. Тень, она штука такая, коль заденет ненароком, чиркнет крылом – вовек не заснешь от страха.
Но страха никакого Тихон внутри себя сейчас не имел. Страх весь улетучился вместе с тем глупым сном, что взметнул застывшее тело Тихона, разбудил бедных костлявых сироток, выпростанных из-под старого шерстяного одеяла.
Это было то одеяло, что однажды в детстве прилетело к нему само, когда он горько плакал в неподходящем углу. Его потом съели крысы, не угол, одеяло. Тихон проворонил одеяло, и его съели крысы.
Но Тихону никого не было жалко, ни одеяло, ни крыс, ни себя. Папа…
Я, Тихон эдакий, обменял троих дурней в башке на одного тебя, стоило оно того, или как? Стоило, ибо не мог иначе. Неправильного выбора не существует. Да и папы не существует, если ты здесь и сейчас. Заладили всё – детские травмы, детские травмы… балаболы.
Как Тихон отказался от поисков справедливости
Однажды бомж Тихон посмотрел новости. В центре города это было, вечером. Шел себе Тихон, искал туалет. Мимо пути светилась витрина, и в ней показывал рожицы телевизор. Телевизор был с той стороны стекла, ему было тепло, и запахов города он не чуял. Тихон остановился, привлеченный прямоугольным сиянием, пригляделся – вдруг кого знакомого покажут? Мало ли что бывает на просторах, так сказать. Постоял, поприглядывался – не, никого из своих, это вообще новости глобальные показывали. Бомбы там падали, горело что-то, потом дети негров заплакали крупным планом. Бездомные такие, как сам Тихон, только маленькие и в Африке, потому что почти голые и много солнца в кадре. А радости мало, хоть и Африка.
Возмутился Тихон, взалкал справедливости – Бог, где Ты?
Даже, кажется, вслух вопросил, потому что одинокий прохожий отшатнулся, вдоль и поперек пораженный способностью Тихона колебать воздух гортанью. Тогда Тихон отвернулся от витрины, чтобы приличный прохожий не подумал чего, и ушел скорым шагом подальше от Африки, как её видел корреспондент. И шел, по дороге сильно переживая за справедливость, даже несмотря на то, что изрядно хотел по маленькому.