— Ладно. Вот тыща капель…
— Ну?
— А слить их вместе — один стакан получится. Так ай нет?
— Надобно проверить. — Дядя Пафнутий еще чарку опрокинул. — Кажись, так.
— Еллины еще две тыщи лет тому решали и никак решить не могли, когда капля становится лужей, а песчинка — кучей. Или еще. Бежишь ты за черепахой. Она в пяти саженях от тебя. Догонишь ее?
— Коли пьян буду, все одно на карачках, а догоню.
— Ну, так смотри. — Взял я палку, на земле полосу прямую прочертил. — Тут ты, — я ткнул в один конец полосы, — а тут черепаха, — я ткнул в другой конец. — Покуда ты бежишь туда, откуда черепаха стала ползти, она проползет еще столь. — Я удлинил полосу на пядь. — Понял?
— Понял.
— После третьей чарки ты ползешь путь, что пробежала черепаха, она ж бежит от тебя, зане как всякая скотина, опричь Рыжего, на дух не переносит перегару.
— Тоже понял.
— За тот срок черепаха протопала еще столь. — Я удлинил пядь на половину. — Сей третий отрезок ты уже на брюхе ползешь и руку за ней тянешь. А она за то время успела убежать еще на столь. — Я помельчил черту, аки петрушку. — И выходит, что ты ни тверезым, ни пьяным ее не догонишь.
— Что-то намудрил ты, грамотей. Ну-ка втори.
Я сызнова показал дяде Пафнутию, как он не сможет догнать черепаху.
— Ай да еллины! Все вроде просто, ан и не просто. Ученые мужики были, хошь и язычники. Только ты ответь, чего ихняя ученость стоит, ежели я на самом деле в любом виде ее догоню?
— Тут-то и загвоздка. Еллины в толк взять хотели, как так получается: по расчетам, дядя Пафнутий черепаху не догонит, а в жизни догоняет без труда. Гадали долго…
— Не отгадали?
— Нет. Крестный мой говорил, что все мудрецы мира и досель отгадки не могут найти.
— Без чарки не обойтись. — Дядя Пафнутий еще тыщу капель принял. — Ладно, чего решать, коль ответ одному Богу известен. Ты не виляй, а скажи, как из двух капель одна получается.
— Заладил! — озлился я. — Единицу ты совокупил с единицей, а тут не совокупность, а умножение: единожды один — один, а не два. Сиди и учи.
— Объегорил, — вздохнул дядя Пафнутий. — Пойди травы скотине подбрось, Пифагор!
А вечером у Летнего сада встретил я принцессу Анну, посмотрела она на меня и улыбнулась. А потом и говорит:
— О тебе уже вся Европа узнала…
У меня в спине засвербило.
— Как так? — испугался я зело.
— Пойдем ко мне, расскажу.
— Да не смею, ваше высочество.
— Господи, на что я дикая, но ты дикарь — дальше некуда. — И за руку меня взяла.
Я жеребца у крыльца оставил.
— Прикажу накормить его. Пойдем.
Сердце у меня от радости к горлу кинулось. Аннушка повела меня через покои, обитые голубым, зеленым и малиновым штофом. Паникадила из чистого серебра висели в комнатах. Тишь да свежина везде.