Если уж человеку везет, то везет до конца: нам встретился Лёдик. При виде овчарки у него разгорелись глаза, но он взял себя в руки и вяло поинтересовался:
— Откуда?
— Поймал! — гордо ответил я.
И Лёдик спросил о том, о чем и должен был спросить:
— Она злая?
— Еще какая!
Я не был уверен в этом — овчарка вела себя с равнодушной покладистостью. Но Лёдику я не мог ответить иначе. Это был почти взрослый озорной битый парень; мы, младшие, немало терпели от него. Но счастливые люди не помнят зла: я доверил Лёдику овчарку и остаток буханки.
А когда вернулся со шнуром под рубашкой, овчарка, хлеб, мой ремень и Лёдик — все исчезло. Еще на что-то надеясь, я обыскал все близкие и дальние улицы. Бежал и ревел как маленький… И потому, представ наконец перед родителями, вид имел достаточно жалкий.
— Ты до сих пор не ходил за хлебом! — ужаснулась мать.
У меня был заготовлен ответ. Как-то в магазине я присутствовал при такой сцене: женщина, стоявшая передо мной, желая, видимо, помочь продавщице, оторвала от своей хлебной карточки талончик, но, когда подошла ее очередь, оказалось, что талончик она потеряла, и продавщица наотрез отказалась выдать ей хлеб. Вот я и рассказал это происшествие с небольшой поправкой: жертвой был я. Но отец взглянул на карточки и удивился:
— Как же ты оторвал талончики, если они отрезаны ножницами?.. И что у тебя за пазухой?
Он запустил руку мне под рубашку, и оттуда как змея выполз позабытый мной шелковый шнур.
— Ой! — вскрикнула мать шепотом. — Ой! — повторила она громче. Лицо у нее стало белым и неживым. — Как ты мог?
И отец растерянно выдохнул:
— Не ожидал, солдат!
Они думали, что я хотел повеситься, а мне показалось невыгодным разуверять их…
Лёдик объявился на третий день. Он привел в наш двор инвалида на костыле, ткнул в меня пальцем и плачущим голосом сказал:
— Этот хозяин!
Выяснилось, что Лёдик продал инвалиду овчарку, а она убежала. У инвалида было багровое, будто ошпаренное лицо в кустиках черной щетины и белые сумасшедшие глаза: он утверждал, что собаки убегают исключительно к хозяевам и требовал или овчарку, или деньги. Вот-вот должны были идти с работы родители; я испугался и, чтобы погасить скандал, предложил инвалиду свое единственное достояние — велосипед, привезенный мне отцом с войны. А когда мой верный товарищ, металлически постанывая и дребезжа, навсегда скрылся за воротами, со мной случилась истерика.
— Отдай овчарку! — вопил я. — Отдай овчарку!..
Лёдик же, после ухода инвалида вернувший себе прежнюю наглость, угрожающе шипел:
— Тише, псих! Какая овчарка? Тебе что — снятся по ночам овчарки?