На капитанском мостике прозвучала команда, постукивание прекратилось. «Узбекистан» теперь плыл по инерции, приближаясь левым бортом к быстро надвигавшемуся причалу, на котором сиротливо маячил матрос в бескозырке без ленточек. Когда до причала осталось несколько метров, снова застучала машина, за кормой вспух бурун, во взбаламученной винтами воде скрылись обломки досок и прочий хлам. Привалившись бортом к истершимся автомобильным покрышкам, «Узбекистан» замер. Выдвинули трап, и пассажиры, сбившись в кучу, устремились к нему.
— А ну осади, граждане! — Раскинув в стороны руки, боцман шагнул к ним навстречу. — Ненароком паром перевернете!
«Значит, все-таки паром», — огорчился я, потому что мысленно называл «Узбекистан» кораблем, и даже немного помечтал, воображая себя капитаном.
Пассажиры отхлынули от трапа и спустя мгновение стали подходить по двое и по трое, ведя заспанных ребятишек, озирающихся по сторонам. Все пассажиры — и женщины и мужчины — были обвешаны перекинутыми через плечи мешками, несли корзины, чемоданы, у некоторых оттягивали руки рундучки с выпуклыми крышками.
За бортом, припадая грудью к морю, летали чайки, оглашая воздух пронзительными криками. Зазевавшись на птиц, я упустил удобный момент и, когда обернулся, обнаружил: все пассажиры покинули «Узбекистан».
Боцман буравил меня глазами. «Плевать я на тебя хотел!» — подумал я и смело направился к трапу.
— Билет! — Боцман преградил мне путь и покосился на мои чуть потускневшие медали, которые я никогда не снимал.
— Нету! — с вызовом ответил я.
Вопреки ожиданию боцман не схватил меня за руку, не потащил в милицию.
— И вещей, выходит, нету?
— И вещей!
Не сводя с меня глаз, он спросил:
— Куда же ты, парень, путь держишь?
— А вам какое дело!
— Все катит и катит наш брат-фронтовик, все ищет чего-то, — миролюбиво произнес боцман.
«Значит, он тоже воевал». — И я неожиданно для себя поинтересовался:
— Давно демобилизовались?
— Скоро два года. — Засучив тельняшку, боцман показал шрам на руке.
Я сочувственно помолчал.
— Я тебя еще вчера приметил, — сообщил боцман. — Видел, как выворачивало тебя. Хотел к себе в каюту позвать, но тебя словно волной смыло, даже беспокоиться стал.
Я показал на открытый люк:
— Там спал.
— Понятно… Не задохнулся?
— Нет.
— В подсобке краской воняет — дышать нечем.
— Даже не почувствовал.
— Силен!
Я все еще держался настороже, все еще не доверял боцману, потому что за эти полгода часто встречал людей, про которых говорят: «Стелют мягко, да жестко спать».
— Куда ты все-таки путь держишь? — повторил боцман.
Я помедлил и сказал: