— О миссис Чернова! — воскликнул первый. — Вы дали мне весьма богатую пищу для написания интересной статьи. Это же превосходно! Теперь я, наконец, сумею убедить своих соотечественников, что в вашей стране некоторые люди приближаются к американской культуре.
— У вас весьма странная точка зрения на культуру, — не удержавшись, вмешалась Паша, — мне кажется, что таким людям, как вы, господа, не трудно понять, что народ, который освободился от помещиков и капиталистов и взял в свои руки государственную власть, не может приближаться к культуре страны, где труд миллионов служит лишь обогащению кучки миллиардеров. Наша советская культура выше, нравственнее и богаче культуры буржуазной. Вот в чем вы должны убедить своих соотечественников. Но я хорошо информирована и знаю, господа, что вы не сможете написать об этом в своей газете.
— О, почему же? — воскликнул первый несколько раздраженно.
— Потому, что сие от вас не зависит, господа.
— О, миссис Ангелина! — мешая русские и английские слова, вскричал сиплым голосом второй журналист. — Вы очень дурно настроены в отношении Америки. — И, замотав головой, дал понять, что он, представитель американской прессы, хорошо знает о «коммунистической пропаганде».
Пожалуй, только в эту минуту Паша поняла, почему манеры журналистов вызывали в ней такую неприязнь. В грубой непринужденности и развязности этих американских корреспондентов сквозило явное пренебрежение к двум советским женщинам.
— Черт подери! — воскликнул первый журналист, ухмыляясь во все лицо. — Почему мы теряем драгоценное время! Мы хотели повидать вас…
— Благодарю вас, господа, за вашу любезность и внимание. Но вы глубоко заблуждаетесь, если утверждаете, что я несправедлива в отношении вашей страны. Напротив, я хотела бы, чтобы голос рядовой крестьянки дошел до простых людей Америки. Я могу надеяться на поддержку двух американских журналистов?
— О, йес! — сказал второй. — Это нам очень, очень кстати. Мы обязательно напишем правду о нашей беседе с вами. Ваше имя занесено в энциклопедию мировых знаменитостей наряду с выдающимися людьми Америки и Европы. Разве вам не приятна такая слава?
— Моя слава — это слава моей Родины, моего народа…
— Я где-то читал, миссис Ангелина, что вы в детстве батрачили, — обратился к ней первый журналист. — Это соответствует истине?
— Да, — подтвердила Паша, — детство у меня действительно было безрадостным. Но мне быть рабыней у кулака пришлось недолго. Мой отец и мать страдали больше, чем я. Почти всю свою жизнь они обрабатывали помещичьи земли и сами голодали.