В середине октября работы в мастерской несколько поубавилось. К семи часам вечера Паша пришла домой, успела сделать все по хозяйству и разобрала даже почту, полученную за неделю.
Мать, стоя в дверях, окликнула ее и поторопила: надо собираться в клуб, Светочка уже одета.
— А Ванюша?
— При такой погоде ему лучше сидеть дома. — Ефимия Федоровна кивнула на окно, по которому хлестал дождь.
Здоровье двоюродного брата Ивана за последние дни резко ухудшилось. Паша знала об этом и, не ответив матери, прошла в комнату, где жил Иван. Он стоял у окна и, видимо, так задумался, что даже не обернулся на скрип двери. Паша не решилась отвлечь его, подошла к книжному шкафу и сняла с полки маленький томик Пушкина.
Стихами Пушкина она увлекалась с детства. Полнозвучное слово поэта изумляло ее своей простотой и мелодичностью. Вот и сейчас она прочитала одно стихотворение, другое, третье, незаметно для себя самой стала читать громко и до того увлеклась, что не заметила, как на ее голос стали собираться домашние.
— Просто хорошо, мамочка! — захлопала в ладоши Светлана.
— Да что ты, — ответила Паша, — если ты что-нибудь прочтешь, у тебя лучше получится.
Светлана не заставила себя упрашивать, вышла на середину комнаты, поклонилась всем и прочитала на память сказку Пушкина. Ей аплодировали от всей души.
Потом Светлана села за пианино и сыграла Чайковского. Паша слушала игру дочери, не чувствуя себя, ничего не видя, кроме ее лица и маленьких ручек, птицами летавших по клавиатуре.
Никита Васильевич сидел в кресле, слушал музыку и тоже смотрел на внучку сияющим взглядом.
— Похоже, что придется Светочку определить в консерваторию, — тихо сказал он. — Видно, не по твоей тропе пойдет.
— Не знаю, — ответила Паша, — я только думаю, что дети мои при коммунизме жить будут.
Глаза у Никиты Васильевича заблестели. Такое племя растет.
В эту минуту Ваня попросил Светлану сыграть Шопена. Она охотно согласилась, и тотчас комната наполнилась грустной мелодией.
— Я тебе очень благодарен, Светочка!
Она улыбнулась, обняла его.
— Что ты, Ванюша? Не надо благодарить, ты же такой хороший.
— Я… Я еще так мало сделал. — Он стоял, чуть вытянув шею и наклонив голову вперед, и Паше казалось, будто его лицо дрогнуло. — Я дрался за хорошую жизнь на земле, за то, чтобы шопеновская музыка всегда звучала и радовала людей.
Светлана продолжала играть. Ее слушали, ни единым словом не прерывая, и чем сильнее захватывала всех музыка, тем грустнее и строже становилось лицо у Вани.
— Ты извини, Светлана, — вдруг оборвала ее мать, — Ванюша утомлен. Пожалуй, лучше дать ему отдохнуть.