В украинскую литературу Мордовец возвращался в течение своей жизни не один раз; это возвращение выражалось уже и в том, что некоторые из своих, написанных и опубликованных ранее на русском языке произведений, например, повесть "Палий", он переводил и печатал теперь на украинском языке. Романы и повести, написанные им на темы исторического прошлого Украины, такие, как "Сагайдачный", "Царь и гетман", "Архимандрит и гетман", "Булава и Бунчук", а также другие произведения, в той или иной мере затрагивающие эти темы, были настолько читаемы, что, по данным библиотек Киева, Харькова, Екатеринослава и Чернигова, Мордовцев в первой половине 90-х годов был здесь самым читаемым из всех русских писателей страны. Этот факт нельзя не отметить и как одно из многих свидетельств возрастания национального самосознания украинцев.
Прошлое мы постигаем настолько, насколько его чувствуем, - одних знаний тут недостаточно. И если труды научные, написанные Мордовцевым в свете демократических настроений современной ему интеллигенции исследовали политические движения прошлого, то его историческая беллетристика родилась из желания понять чувства того времени - попытки дать историю человеческих чувств, пусть и не всегда удачные, явили нам Мордовцева-писателя. Хотя в романе "Державный плотник" приоритет идеи над образом явный - идеи государственности и ее воплощения в образе Петра I. Но до сих пор в искусстве и литературе образ царя-реформатора - прежде всего выражение этой главной, выстраданной русским народом идеи.
Особенный интерес в России к прошлому своего народа возникает после и перед великими событиями. После войны 1812 года выражением этого интереса в исторической беллетристике стали романы и повести Кукольника, Полевого, Зотова, Загоскина, Лажечникова. Затем, после некоторого спада, после злободневных произведений, вызванных ожиданием и результатами отмены крепостного права, история государства и общества вновь стала привлекать к себе пристальное внимание. И это было результатом уже не военных, а внутренних потрясений: создание революционных партий, взаимный - царской администрации и народовольческий - террор. Члены группы Нечаева объявляли "мужицкую революцию", которая виделась им как "всеобщее беспощадное разрушение", применяли такие "ребяческие приемы", как "обманы... мошенничества и насилия"*. Было совершено - впервые не в результате дворцового переворота, а как "отмщение за народ" - убийство монарха. Мордовцева оно потрясло, и не только как ответ критикам его романов прозвучали на следующий год со страниц журнала слова: "...какой исторический рост человеческих групп двигает вперед человечество свободный или насильственный? Мне всегда казалось, что последний не имеет будущего, а если и имеет, то очень мрачное"**.