— Никогда в Хедшасе так не воевали, — сказал Мухаммед возбужденно. — Никогда. Становятся, воюют — повергают в бегство. Мы и ров? Кто слышал когда-нибудь о таком? Залман, Залман! Никогда еще арабы пустыни не возводили вала между собой и противником! Еще никогда, Залман! И поэтому это хорошо! Это может нас спасти!
* * *
Он скинул накидку и верхнее платье и стоял здесь только в набедренной повязке, как раб. Красное от солнца лицо резко отличалось от белой кожи верхней части туловища. Он нагибался к корзине из пальмовых веток, наполнял ее землей и поднимал на плечи.
Издали на него смотрели его жены. Хафиза темными, мрачными глазами. Аиша — вне себя от злости, с дрожащими губами. Она не вняла запрету не приближаться к работающим мужчинам и прыгнула через веревку, что была протянута от одной пальмы к другой, там, где должен проходить ров.
— Эй, Мухаммед! — позвала она звонким детским голосом и протянула зеленый бурнус. — Возьми! Ты не раб!
Мухаммед опустошил корзину на месте, где должен был подняться вал. «Что ты здесь делаешь?» — спросил он строго.
Она залилась слезами. «Я не могу смотреть на то, как ты себя унижаешь!» — сказала она, хныкая. Она и сама не знала, что ее так обидело на самом деле — работа раба или взгляды женщин, издалека направленные на его мужское сильное тело.
— Я себя унижаю? — спросил Мухаммед, улыбаясь, невольно тронутый ее слезами. — Не возвышаю ли я себя больше этой работой, делая ее первым, именем Всемогущего? Кто начал бы ее, если бы я не подал пример? Иди же, Аиша, дай место мужчинам…
Со следами слез на смуглых щеках, Аиша прошмыгнула под веревкой. Прикрыв глаза рукой, она взглянула на пророка еще раз. «Как долго?» — прошептала она хитро, имея в виду: «Как долго ты будешь подавать пример?» Или: «Как долго мне придется сегодня ждать тебя?»
Но Мухаммед не обратил внимания на ее жест, сегодня некогда было смотреть на нее. Он быстро нагибался, наполнял корзину, быстрыми шагами нес ее к валу. Возвращался назад, снова поднимал тяжелую корзину. 3000 мусульман стояли вдоль натянутой веревки группами по шесть человек. Двое рыхлили землю, четверо наполняли корзины и несли их на своих плечах к валу.
Как смеялись они сначала, когда Мухаммед сказал им о рве! Даже Абу Бекр не хотел ничего слышать об этом, а Омар в гневе схватился за свою саблю и воскликнул, что он будет драться только оружием или совсем не будет.
А теперь они все стояли здесь, полунагие, как и сам пророк, с высокого лба Абу Бекра стекал пот и рисовал полосы на его запыленном лице. А Омар, дольше всех оборонявшийся от рабской работы, смеясь поднимал тяжелую корзину на плечи. Мрачного эль’Ади еще никогда не видели таким радостным — было ли у него в сознании, что он сильнее, чем все остальные? Было ли это удовлетворением от того, что появилась наконец возможность использовать свою силу полностью?