Аиша поднесла узел к лицу. Но затем она все же начала колебаться. Она думала о суре Корана, которую записала и прочитала ей Хафиза:
Я скрылась у господина утренней зари…
от зла, вдохнувши в узел злую силу…
и от зла завистника, если он завидует…
* * *
Неподвижно стояла Аиша на коленях в своем углу и раздумывала. На ее тонком хрупком детском лице — слишком рано разбуженном и созревшем — появилась злая и жестокая складка у губ, которая все больше и больше углублялась, чем дольше она думала.
Нет, это была не просто ревность. Приступ ревности, которая обрушилась на нее как болезнь, когда Мухаммед взял в свой дом Хафизу, когда Омм Сальма и Рихана стали претендовать на часть ее ночей, не повторился. И даже теперь, когда пророк захотел жениться на прекрасной Зейнаб, чья кожа была бела, как у гречанок в Византии, Аиша осталась равнодушной. В конце концов она примирилась бы и с рабыней Марией Все, все вынесла бы она, если б только Мария не родила сына.
Аиша смотрела на красную нить, колеблющуюся медленно в дыхании ее уст.
Разве недостаточно, что Фатима родила двух сыновей, которые могли распространить свое потомство по всей земле, если так приказал и пожелал Бог? Два внука пророка! Зачем же потребовался еще и сын? Уже давно в женских покоях примирились с тем, что пророку больше не будет даровано детей. И что теперь? Не Хафиза с широкими бедрами, не ласковая Омм Сальма, не она, Аиша, юная, пылкая, любимейшая из его жен — нет, ни одна из всех! — но чужеземка, рабыня — она получила право родить ребенка! И пророк склонялся над колыбелью, сравнивал себя с Авраамом, которому в его возрасте тоже был подарен сын, и называл ребенка Ибрагим Бей Мухаммед…
Бог был несправедлив! Бог не обратил внимания на жен и предпочел рабыню. Что может быть естественнее, чем то, что теперь и Мухаммед предпочтет рабыню? Пока кровь течет в жилах, нужно было восстать против этого! Это нужно! Красная нить стала двигаться быстрее, дыхание Аиши участилось.
«Отрезана должна быть ты от источника жизни, немедленно должна ты угаснуть, погибнуть и развеяться. Как узел из пальмовой веревки обвивает твой волос, так обовьют тебя мои заклинания. Колдовской узел! Мое дыхание дует на тебя, мое желание оживляет тебя, моя воля дает тебе продолжительность!»
Аиша шептала заклинание тихо, быстро, преисполнившись ненависти, и все же охваченная страхом. В этот момент она почти желала, чтобы допустила в этом ошибку, чтоб колдовство не подействовало. Она хотела этого не из сострадания к рабыне, а из-за того, что боялась за себя, она перешагнула черту, проведенную Богом для людей.