Иисуса обвинили в развращении народа (Иоанн, 7,12; Лука, 23,2.5, древнееврейское обвинение периода раннего христианства). С одной стороны, это обвинение основывалось на изгнании бесов Иисусом, которое нельзя было отрицать, на основании чего, однако, был сделан вывод, что он находится в союзе с дьяволом и творит его дело (Марк, 3,22–30; Матф., 12,22–32; Лука, 11,14–23). Обвинение в чародействе представляло опасность для жизни Иисуса. Опасным для жизни и «направленным на совращение народа» был также вопрос об уплате подати кесарю (Марк, 12,13–17). Если бы на этот вопрос Иисус ответил, что подать платить не надо, тогда его следовало бы считать мятежником и в соответствии с этим враги могли бы обвинить его и убрать с дороги. Если бы он сказал, что подать платить надо, то против него были бы иудейские повстанцы, пользовавшиеся в народе растущей симпатией.
С помощью динария, на котором было изображение кесаря, Иисусу удалось снять этот вопрос. Аналогично он повел себя и в той истории, которая по соображениям церковной морали была удалена из синоптических евангелий и по какому-то недоразумению попала в Евангелие от Иоанна (8,1-11); там перед Иисусом предстала женщина, уличенная в супружеской неверности, и он должен был одобрить смертный приговор ей. Если бы он одобрил смертный приговор, то его могли обвинить в этом, поскольку римские власти лишили евреев права выносить смертные приговоры; если бы он отказался, то преступил бы иудейские законы и оказался заодно с обвиняемой в сексуальном преступлении.
Иисус и здесь занял взвешенную позицию; он предоставил право вершить суд и приводить приговор в исполнение тем, кто сам полностью безгрешен. Когда обвинители и судьи удалились и женщина осталась с ним наедине, он снял с нее грех и предостерег от его повторения. Мудрость любви, вступающейся и за виновных, показала свое превосходство над судом, который грешники вершат над грешниками. Здесь на практике был использован принцип, высказанный в столь шокирующей форме в притче о сучке и бревне в глазу (Лука, 6,41; Матф., 7,3–5).
Камнем преткновения между Иисусом и его противниками являлся вопрос о законе. Конфликт из-за субботы (Марк, 2,23–3,6) показывает, что для Иисуса этот вопрос имел принципиальное значение: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Марк, 2,27). Суббота — и это можно отнести ко всему закону — дана человеку для помощи и порядка в его жизни, но не как жизненный принцип, ради которого человек должен жить и может быть принесен в жертву. В этом проявляется глубокое различие между пониманием закона Иисусом и его противниками.