Федор Кушнерик из Великой Багачки был учеником славного кобзаря Михайла Кравченко, известного по всей Слобожанской Украине.
Ослеп Федор Кушнерик в шестилетнем возрасте, выучился играть на скрипке, играл все на тех же базарах, которые были в тогдашнем быту не только торжищем, но и клубом, и театром, и концертным залом. С Кравченко он повстречался, когда тому было за пятьдесят, да и самому Кушнерику исполнилось уже тридцать пять. Но, тридцатипятилетний, он пошел вдруг в ученики; стал ходить за учителем по селам — два мальчишки-поводыря водили двух слепцов, одного с бандурой, другого со скрипкой, по дорогам Полтавщины, Сумщины, Харьковщины.
Лет десять назад Кравченко умер; Федор успел многому от него научиться, но этого ему было мало. Иной становилась Слобожанщина, и Кушнерик, появляясь с бандурой на базарах, пел не только тревожные старые бывальщины, переданные ему учителем, но и настраивал инструмент на мажорный лад, чтобы исполнить им самим написанные думы о новой жизни Его думу «Батько Ленин» хорошо знала вся округа.
В Яреськах Кушнерик появился, как обещал, по вечерней прохладе.
Он шел не торопясь, без поводыря, мелко остукивая знакомую дорогу толстой суковатой палкой. Похожая на большой ковш бандура была закинута за спину. Кушнерик безошибочно остановился у тына, ограждавшего сад Корсуна, и шагнул за открытую ему навстречу калитку.
— Здравствуйте, добрые люди, — поздоровался он с поклоном.
Гостя проводили под вишню, усадили на лавку перед вкопанным в землю столом, и он привычным движением перебросил бандуру из-за спины на колени.
Это был двадцатитрехструнный — девять басов налево, четырнадцать приструнков направо — инструмент, такой же точно, как тот, что заказывал для себя когда-то, по опыту своему и разумению, Михайло Кравченко.
Все так же неторопливо, с естественно-непринужденной торжественностью Кушнерик достал из кармана и надел на пальцы правой руки наперстки с косточками, от них звук голосистее и сподручнее играть — не так скоро устанешь, а Кушнерик угадал в своем утреннем госте настоящего слушателя и играть собирался долго.
— Что же спеть вам? — спросил кобзарь, словно сам у своего сердца.
И сам себе не ответил.
Но запели подструнки, глухо зарокотали басы бандуры, и сам Кушнерик изменившимся вдруг, окрепшим и звучным голосом певуче заговорил про то, как бежали из басурманской неволи, из города Азова три брата: два ли то брата конных, а третий — пеш-пехотинец.
За кінними братами уганяє,
За стремена хватає,
По білому камінню, по сирому корінню
Свої козацькі-молодецькі ноги збиває.