Довженко (Марьямов) - страница 25
Городской электростанции еще не хватало топлива, уличные фонари не зажигались, и за большим окном виднелось по вечерам глубокое, обильное звездами небо, родное для вчерашних подпасков и батраков, которые стали редакторами газет и журналов, авторами романов и стихотворных сборников и которые толковали о Павлове, Фрейде, о теории Эйнштейна и законах стихосложения так, будто это всегда было самым главным в их жизни.
Не только в зале дома на Пушкинской — во всем открытом им мире они ощущали себя просторно. Любой мог назавтра оказаться гением, и для любого хватило бы места. Революция все начинала сызнова, не приходилось толкаться локтями, приспосабливаться — праву таланта было доступно все.
Время от времени в коммуне обнаруживались изменения: вчерашний неколебимый холостяк становился домовитым семьянином.
С жильем в Харькове уже стало трудно. Не осталось не только пустых домов, но и свободных комнат. Когда женился поэт Митя, в зале стало одним окном меньше. У окна выгородили для Мити фанерную клетушку, и всю ее заняла — не койка уже — большая кровать с никелироваными шарами.
Иные становились «приймаками»: уходили к женам.
Освободившиеся койки занимали новые жильцы.
Приезжали гости. Из Киева появлялся Степин земляк — Микола Бажан.
Он печатал тогда первые стихи в сборниках киевских футуристов.
Старательно синкопированные баллады Бажана и его сонеты — с их тщательной инструментовкой аллитераций, — появляясь в этих сборниках, заставляли думать о добропорядочном чистеньком мальчике из хорошего дома, забредшем в дурную компанию уличных мальчишек, которых мамы в южных городах зовут «босяками».
Бажан писал тогда про битвы гражданской войны, в которых возраст не позволил ему участвовать, про сенегальского негра Имобе, про трампа Джека, обманутого коварным мистером Юзом.
В сонете он говорил о себе, о том, как, опоздавши к боям, он начинает свой путь в иные дни:
В прокрустовом ложе аллитераций и ассонансов Миколе Бажану уже становилось тесно. В одном из вышедших тогда сборников появилась статья, написанная тремя поэтами «Аспанфута» в форме беседы. Каждый из собеседников заявлял в ней свое творческое кредо. М. Семенко и Г. Шкурупий дразнили здесь Бажана за опубликованный сонет «архаистом». Сама форма сонета была для авангардистов отступничеством.