Нема подвесила над огнём котелок со снегом, повернулась и вопросительно подняла брови. И я слово в слово повторила то, что услышала в башне «потеряшки». Говорящая, не теряя даром время, накрыла на стол – варёные яйца, зелень, тёплый хлеб с маслом. А потом села и задумалась. Я огляделась, но ничего писчего не нашла. Да она и не нуждалась.
Мерцающий луч вывел на пыльной стене, под пучками трав: «Мы знаем. Шамир трясёт. Что-то происходит, отчего он дрожит. Ему страшно, искра».
– Верна, – я улыбнулась. – Оставь искру для незнакомцев.
Она мягко склонила голову, принимая дар имени. Стёрла ветром прежние слова и написала новые:
«Да, Забытые. Мы знали, что они вернутся, и вы тоже. Они не закончили своё дело – мы всё ещё живы. Вы не знаете, почему они исчезли?»
– Нет, – я мрачно качнула головой и взяла хлеб с маслом. – Этого никто не знает. Каким-то образом это ускользнуло ото всех – кажется, даже от Шамира. Я пока учусь, могу читать только осколочную память через чужую кровь, но мои старики способны на большее. Погружаясь в себя, они видят всё, что помнит Шамир. Вообще всё – и то, что видели наши предки, и то, что они знали. Никто не видел, как Забытые появились. Никто не понял, куда они подевались. И никто не ждал их… сейчас. Кроме, наверно… вас, пишущих и говорящих. Мы предвидеть не умеем.
Говорящая кивнула и встала, чтобы сделать чай – нащипала травы со стен, бросила в закипающую воду. И вернулась к разговору: «Да. Уже больше года мы предчувствуем, но не можем найти в мире отклика на предсказания. Слова, обрывки видений, куски образов… Знаешь, будто зеркало разбили, и в его осколках отражается то одно, то другое. И не понять, что, пока не собрать зеркало целиком. После твоих находок я начала понимать. Ранняя зима, дыхание Стужи, тень-на-снегу…»
– И люди, – негромко напомнила я и дунула в кружку, выжигая пыль. – Не забудь про людей. Хладнокровные, владеющие странной силой, – это первый признак появления Забытых. Так было тогда, и так есть и сейчас.
Нема села за стол и задумчиво зажевала ватрушку. Я не отставала, и сообща, занятые каждая своими мыслями, мы быстро подмели нехитрые харчи. После говорящая встала, разлила чай и достала с полки банку с вареньем. И по тому, как привычно она хозяйничала…
– Вы давно знакомы?
«Очень», – сухо прошептали губы и поджались.
И я сообразила, что ей… больно. С той проклятой осенней ярмарки в Солнцедивном она ничего не знала ни о Мирне, ни о её сыне. И тот ещё вопрос, что лучше: знать горькую правду или не знать и верить, что однажды пропавшие вернутся. А я, похоже, одичала и очерствела среди знающих… до неприличия.