– И ты мне это рассказываешь, потому что…?
– Потому что твое имя жаждущие произносят чаще остальных.
– Так это нормально, – сказал Соломон. – Учитывая специфику моего бизнеса.
– Да, наверное, – сказал я. – За последние… годы я узнал столько всего нового, что мои представления о нормальности сильно изменились.
Он убрал плазмоган в инвентарь, воткнул меч в землю, снял с головы шлем и повесил на эфес. По лицу Соломона струился пот.
Ну, это, видимо, тоже из-за шлема.
– Когда ты больше, чем просто никто, всегда найдутся люди, желающие тебе отомстить, – сказал Соломон. – Пусть даже и по надуманным причинам.
– Не уверен, что в твоем случае им пришлось что-то специально придумывать, – сказал я.
– Все равно, этот случай нельзя признать безнадежным, – сказал Соломон. – Пусть качаются, пусть узнают, где меня можно найти. Всегда есть способы.
– Это да, – сказал я. – В свое время я тоже так подумал. Барды молили меня об отмщении, но я игнорировал их мольбы. Это же Соломон, говорил я себе. Я знаю его почти с самого начала. Он объяснил нам, как тут что устроено. Он помогал нам, он бился рядом с нами, мы с ним вместе стояли против того рукопашного азиата в Данже Воли, ныне покойного. И тогда я тоже ничего не сделал. Но должен признать, что игнорировать остатки разгромленной тобой Коллегии было куда сложнее, чем одиночных верующих, большая часть из которых и сами были отнюдь не образцами человеческой добродетели.
– У меня были причины так поступить, – сказал Соломон.
– Да я не сомневаюсь, – сказал я. – И даже не буду выяснять мотивов. Это было… ну, довольно давно, с тех пор многое изменилось. а барды все равно поют. Им не привыкать к гонениям.
– Так в чем же дело?
– Потом ты прыгнул на меня, – сказал я. – Сломал мои статуи и вот это вот все. И, наверное, у тебя и в этот раз были мотивы так поступить. И я снова не буду выяснять мотивов. Просто когда я об этом узнал, я подумал, что нам надо поговорить.
– И вот мы разговариваем, – вяло улыбнулся Соломон.
– Да, – сказал я. – Мы разговариваем. Но сначала я представлял себе этот разговор совсем не так. Я думал, я приду и спрошу, Соломон, а что за фигня? И ты скажешь, Чапай, извини, по дурости своей наломал дров, прости, больше не повторится. А я бы сказал, ну ладно, смотри, а то ведь так и выхватить можно ненароком. И на этом, наверное, все бы и закончилось. Потому что это же Соломон, сказал бы я себе. Я знаю его почти с самого начала. Он объяснил нам, как тут что устроено. Он помогал нам, он бился рядом с нами, мы с ним вместе стояли против того рукопашного азиата в Данже Воли, ныне покойного. Прыжок на меня я вполне мог бы простить, а статуи – это всего лишь статуи, в конце-то концов. К тому же, они уже восстановились.