В таких обстоятельствах генерал Саррайль оказался вынужденным отдать 24 июля 1917 года приказание о выдвижении 2-й особой русской дивизии на позицию. Дивизия эта должна была войти в состав французской Восточной армии и сменить: 76-ю французскую пехотную дивизию – на фронте между озерами Пресба, Охридским и озером Малик, и четыре левофланговых батальона 156-й французской дивизии – между озером Пресба и горной цепью Баба-Планина.
Смена частей прошла без всяких инцидентов. К своему сектору дивизия была подана на тракторах; обоз же, пулеметные роты и рота конных разведчиков совершили необходимое передвижение походным порядком.
6 августа генерал Тарбеев счел себя обязанным донести командующему армией генералу Гроссетти, что протяжение назначенного дивизии фронта (около шестидесяти километров, не считая озера Пресба) находится в несоответствии с численным составом полков дивизии.
Слабый состав полков давал себя знать тем более, что полки в техническом отношении были по-прежнему крайне бедно снабжены (особенно в отношении средств связи) и что в них чувствовался недостаток, особенно в офицерах и в унтер-офицерах. На роту приходилось не более одного офицера, да и то малоопытного и с ограниченными познаниями[74]. Наличный состав полков был ослаблен также необходимостью выделения большого числа людей в хлебопекарни и на наблюдательные пункты. К тому же дивизии угрожала опасность развития эпидемических болезней в виде скорбута и палюдизма. С другой стороны, ожидать прибытия подкреплений из России не приходилось ввиду условий революционного времени. И хотя в маршевых батальонах числилось до двух тысяч человек, но среди них большинство были больны или переутомлены. Таким образом, по существу, маршевые батальоны оказались командами для слабосильных.
Ввиду изложенных мотивов генерал Тарбеев ходатайствовал о возможном сокращении фронта.
Просьба эта, однако, была отклонена ввиду общей слабости Македонской армии.
Приходится, однако, отметить, что в слабости полков нашей дивизии на боевом фронте играла не последнюю роль и трудно поддающаяся лечению болезнь всей вообще русской армии, заключающаяся в значительном разрастании тыловых хозяйственных потребностей и людей для их обслуживания, по сравнению со штатами. Чтобы избегнуть упрека в голословности, достаточно сослаться на один из приказов генерала Тарбеева (10 августа 1917 года), отмечающего следующие цифры:
По данным этого приказа, в 7-м полку состояло налицо 2 875 человек, и в 8-м полку – 2 876. Так как штатный состав полка был определен в 3 078 человек, то в сущности некомплект (в 203 и 202 человека) не мог быть, конечно, назван угрожающим. Но на позиции, при проверке, оказалось в 7-м полку 1 026 штыков, а в 8-м полку даже только 900. Ясно, что боевой состав был ослаблен в столь значительной степени усиленным откомандированием людей из рот в тыл. Время, положим, было революционное, в которое трудно было установить порядок.