И только воевать надо, и жить от добычи к добыче, от грабежа к грабежу – сплошная романтика! Слов нет – одни маты!
Каждый год через Самару и Волчью проходили ногайские орды – зимовые казаки несли страшный урон от набегов, и, хотя сеяли хлеб для прокорма, но поля вытаптывались. Из Чертомлыкской Сечи приходила помощь, но постоянно запаздывала – гулящие запорожцы отнюдь не стремились положить свои чубатые головы. Да и сил таких не было у них, чтобы орду остановить. Да, укусить могли, и сильно, рассеять отряд – но вставать на дороге главных сил ногайцев не рисковали.
«Потери они хоть и восполняют, но сильно зависят от притока желающих вступить в «казацкое братство». Собственного воспроизводства у них практически нет, а зимовых казаков мало. И это одна из причин, по которой Сечь обречена в будущем.
Видит ли это Сирко?
Несомненно, иначе бы со мной не заигрывал. И ставку делает на меня, стараясь в то же время использовать во благо Сечи. Ничего тут он поделать не может – своя рубашка ближе к телу!
По сути, мне пытаются сбросить неликвидный товар за большие деньги – запорожцы сами уже не могут держать и защищать свои зимовые городки по Волчьей и верхней Самаре. Оборонять столь растянутые коммуникации сложно, у них сил нет. А мне придется – по ним идет поток переселенцев и можно получить помощь, минуя Москву.
Вот батька и проехался мне по ушам, эмоционально так «раскачивая», гнев на милость постоянно меняя. Что ж, урок получен впрок, все на пользу пойдет в будущем. Друзей у правителя нет, есть союзники, которые всегда будут использовать другого к своей выгоде, и тут не место для упреков – кто тебе мешает поступать также?!
«Подстава» здесь не в падлу, за честь почитается. Таковы правила этого мира, жутко похожие на императив, что ходил в мое время в местах не столь отдаленных – не верь, не бойся, не проси!»
– Хотите сделку, уважаемый Абай-мурза, – Юрий нарочито усмехнулся. – Если с трех залпов будет побито или переранено больше двух сотен овец, то за каждую вы возвернете десять голов. А если меньше – то за непострадавшую от «манны небесной» овцу, я вам заплачу десять алтын, вот таких, как эта монета, уважаемый!
Галицкий протянул татарину блестящую серебряную монету, недавно отчеканенную из столового серебра, пущенного на переплавку. Тот без видимого интереса покрутил ее в пальцах, даже не прищурив раскосые глаза – она не вызвала у посланника проблеска интереса. Вывод напрашивался простой – в Бахчисарае прекрасно знали, что в Галиче чеканят собственную монету. Да и многое о чем проведали, раз к концу зимы прибыл на переговоры вот этот чумазый мурза, в богатом халате, немного прожженном и засаленном от степных ночевок у костра под открытым небом.