— Почему шучу? — искренне удивился Витька, развернул газету и, сонно моргая, сделал вид, что читает ее. — Я говорю все, как есть. Ну, хорошо, пусть даже эта твоя Катя простит тебя, как только вы встретитесь, откажется от жизни в Америке, бросит преуспевающего мужа и, как жена декабриста, последует за тобой, куда бы ты ни направлялся. Пусть! Но неужели ты думаешь, что Анжелика так просто от тебя откажется? К тому же, не забывай, все эти годы ты был счастлив с ней. Ну, хорошо-хорошо, — поморщился он, увидев, что Константин явно собирается возразить. — Пусть несчастлив, ладно, хотя не очень-то я в это верю. Но у тебя была ровная жизнь, которая давно уже вошла в колею. А ты ведь помнишь, что там пел Высоцкий, насчет чужой колеи, а? Сам раньше ее пел под гитару, верно ведь?
Но Витькин намек до сознания Константина, раздираемого противоречиями, просто не дошел. Он опустился в кресло напротив Витьки и дрожащими руками обхватил голову.
— Что же делать? — воскликнул он в отчаянии. — Помоги, подскажи что-нибудь, ты же мне друг.
— Что тут можно делать? — рассудительно заметил Витька с видом воспитанного кролика из Вини-Пуха. Так и казалось, что он сейчас скажет: «Ждать, пока не похудеешь». — Что делать? Анжелике расскажи, что встретил Катю, Кате расскажи, какой ты болван, да к тому же еще и женатый болван, а дальше пусть все плывет по течению. Что будет, то будет.
Константин болезненно поморщился.
— Что, не устраивает? — усмехнулся Виктор. — Тогда вариант А: разведись с Анжеликой, женись на Кате, если она, конечно, на это согласится. Вариант Б: оставь Катю в покое и живи, как жил, что тоже неплохо. Ты и так из-за той выходки и себе жизнь чуть не поломал, и ей. А знаешь, есть еще и вариант В, — Витька придвинулся ближе к Косте, хотя в номере никого, кроме их двоих, не было. — Вчера ко мне тут две американочки клеились. Узнали, что я русский продюсер, страшно им в «мама Раша», понимаешь ли, захотелось. Уверяют, что поют ангельскими голосками, Катю Спрингс переплюнут. Я, конечно, не знаю, как там насчет ангельских голосков, но фигурки у них ничего, особенно у той, рыженькой. И видно по ним, что они на все готовы. Так что, может быть, чем терзаться, развлечемся сегодня немножко, а? — Витька подмигнул с самым лукавым видом, на какой только был способен. — Чем хочешь поклянусь, твоя обожаемая женушка ничего об этом не узнает. Тебе же что? Тебе ж расслабиться надо! Вот увидишь, после этого все сразу станет яснее ясного, и ты что-нибудь придумаешь.
Это был в высшей степени философский подход к проблеме, но для Константина, обычного человека, раздираемого страстями, философия, особенно философия такого рода, была в этот момент абсолютно непостижима.