У Миши округлились глаза. Он молчал, не способный вымолвить слово.
— Приветствуем вас, — сказала за всех Иоланта.
Она ринулась в туалет и открыла дверь настежь. На толчке сидел Петрович с выразительно — вывалившимся на колени хозяйством.
— Пардон, — извините.
Она без тени смущения доложила о пикантном состоянии товарища и встала у двери, ожидая его выхода.
Костя, оскандаленный своим непрезентабельным видом, тоже не желал выходить ко всем. Потом он ринулся через другую дверь в спальню.
Женщины щебетали о море, прогулке, обеде.
Скорбная животом Иоланта, как ни в чем не бывало присоединилась, после посещения туалета, ко всем остальным. Натиск противника был скоропалителен и продуман. Не успели хозяева глазом моргнуть как уже шли в сопровождении дам в ресторан, утолять голод.
Сели за большой стол.
— Моя дочь ест как птичка, что-нибудь поклюет и сыта.
— Я не люблю птичек, — мрачно выразила отношение к еде Амалия — Колобок. Я люблю существенное, объемное.
— А мне лишь бы вкусно.
Официант подал меню. Несколько экземпляров.
Мужчины остановились на лососе, картофеле, оливках и кофе. В придачу бутылочку водки.
Женщины повторили то же, но добавили ростбиф, что-то не выговариваемое по-французски, омаров, коктейли, пирожных, конфеты, ананас, шампанское, и зачем-то люля кебаб.
— А это к чему? — спросила мать свою крошку.
— Хочу попробовать его в местном ресторане.
— Но три порции.
— Вы тоже со мной отведаете.
Вскоре стол стал похож на свадебный. Еще добавлено было множество овощей и пир начался. Инна действительно попробовав, поклевав, по выражению матери, с кислым видом отставляла блюдо в сторону. Скоро таких отрицательных проб оказалось не менее десяти. У скуповатого Григория поползли мурашки жадности.
— Зачем заказывать, если не ешь?
— А тебе, папашка, жалко?
— Какой я тебе, девочка, папашка, у меня имя есть.
— И годы в придачу.
— Скорее дедушка, я неправильно выразилась.
Сергеевич побагровел, мать это заметила и стукнула нахалку по спине.
— Замолчи, скверная.
Та молча развернулась, отвалила увесистую пощечину и произнесла:
— Заткнись, неумная. Скажи спасибо мне, что сидишь в ресторане.
Колобок, уже довольно в подпитии, вступилась за мать.
— Как ты посмела, шилохвостая, мать ударить? Святое самое в жизни — мать.
— Кончай трепаться, жирная кобылка, — заорала на нее Инна.
Скандал перерос в потасовку.
Жирная Амалия никак не могла ухватить за короткую стрижку резвую молодую девицу, та же схватив ее волосы, водила свою жертву вокруг стола и время от времени шлепала по жирной спине. Наконец, та ухитрилась и схватила ее за сарафанчик. Лапищи были здоровыми, сарафанчик мало-мальски держался на плечиках и когда разъяренная шароподобная матрона дернула его на себя, сарафанчик резко соскочил с оторванных бретелек и свалился к ногам девицы. Инна осталась в чем мать родила, на радость подпившему люду.