— В ресторан, — приказал Миша.
Шофер с сомнением оглядел его спутников и спросил:
— А что теперь милиция своих задержанных кормит в ресторанах?
— Почему задержанных? — обиделся Григорий.
— Да потому, бабуля, что видок у вас такой, как будто вы после преступления сбежали, а вас поймали и везут куда следует. Только вот непонятно, почему через ресторан.
— «Любопытной Варваре — нос оторвали», — процитировал Петрович, прикрывая коленочки с пузырями.
— Вас не пустят в ресторан в таком виде.
— Не пустят? — самолюбие Григория, новоиспеченного миллионера, подпрыгнуло до температуры раскаленного чугуна.
Он покраснел, сердито посмотрел на насмешника и приказал:
— Рассчитайся с ним, Михаил. И вызови другое такси.
— Да ладно вам, я то довезу куда надо, а вы сами там увидите обстановочку: — Поцелуй пробой и айда домой, — угрюмо добавил водила.
Машина остановилась у ресторана с громким названием «Французская кухня». Пассажиры вышли, шофер еще раз сомнительно глянул на них, но в это время Миша протянул ему сто долларов, от чего тот сначала побледнел, затем схватил их, понюхал, помял и выдал: — Сдачи нет!
Согласно счетчика они были должны семьдесят целковых.
Миша, не ответив, захлопнул дверцу. Путешественники пошли по направлению ресторана. Любопытный водитель глядел на них из окна машины.
В вестибюле их встретил «позолоченный» швейцар с усами в виде изваяния, изображающего «Родину-мать» на Мамаевом кургане. Его габариты едва умещались под сводами «Французской кухни».
Изваяние осмотрело их с ног до головы и промолвило, не поворачивая головы, видимо в связи с отсутствием шеи.
— Куда прете?! Идите в столовую.
Миша развернул удостоверение.
— Вы проходите, товарищ лейтенант, а бабка и алкаш пусть уходят.
Миша достал еще одну сотенную бумажку. Швейцар на мгновение замер, после чего расплылся в улыбке, и, поклонившись, гостеприимно распахнул дверь перед господами эксцентричными посетителями:
— Проходите, уважаемые, вон столик в углу, очень рекомендую.
Компания вошла в зал. Ресторан был превосходно отделан. Стены, изображающие французский пейзаж, вплоть до Эйфелевой башни, словно пригвоздили к себе троих, позабывших, зачем пришли в это заведение. Официант, уже проинструктированный швейцаром, подскочил к ним и сказал:
— Пожалуйста, в уголок, за крайний столик.
— Не хочу в уголок, — заупрямился Григорий.
— Мадам, — вежливо изогнувшись, промолвил поборник приличий. — Нужно было соответственно одеться, когда вы шли к нам.
— Григорий, отстегни этому парню, — сказал Миша.
Мгновенно выпрямившаяся «единица» не успела с негодованием отметить наличие мужского имени, у стоящей перед ним бабенции, как в его руку перекочевали триста баксов. Эстетическая согласованность в одежде гостей была моментально улажена. Они сами выбрали куда сесть.