— Есть такой художник в Петербурге, некто Мюллер, я покупал у него полотна. Сейчас он, говорят, спился и уже ничем не торгует. Этот самый Мюллер и призрел Анну, когда та осталась в Петербурге совсем без средств.
Лядащев выглядел очень заинтересованным.
— Вы не могли бы мне показать, где живет этот Мюллер?
— Ничего нет проще.
— Вам говорит что-нибудь фамилия — Диц, барон Диц?
— Помнится, у Фермора в армии служил генерал-майор Диц.
— Нет. Это другой Диц. А где сейчас Анна Фросс?
— Я думаю, там же, где и была. Она камеристка их высочества великой княгини и ее доверенное лицо.
Лядащев протяжно присвистнул, потом помрачнел и надолго задумался.
— Никита Григорьевич, не рассказывайте никому о нашем разговоре, — сказал он наконец. — Если мне понадобится ваша помощь, я могу на нее рассчитывать?
— Я в вашем распоряжении.
— И еще… Ваша жена знакома с Анной Фросс?
— Не думаю, — быстро сказал Никита и внимательно посмотрел на собеседника, тот в ответ наградил его таким тяжелым взглядом, что князь вскричал испуганно: — Уж не думаете ли вы?..
— Оставим пока догадки. Но мне кажется, что я нашел то, что искал. Дама пик оказалась девицей.
Встречи деловые и светские
Утром Лядащев еще умыться не успел, а вставал он поздно, как слуга доложил о раннем визитере — князе Никите Оленеве. Никогда раньше он не бывал в доме Василия Федоровича.
— Зови…
«Видно, разобрало князюшку это дело… Ишь, прилетел!» — подумал Лядащев не без внутреннего зубоскальства.
Оленев сразу приступил к делу.
— Василий Федорович, сознаюсь, я не спал всю ночь. Наш вчерашний разговор принял странный и неожиданный оборот. Я ставил перед собой вопрос: могла ли Анна Фросс быть отравительницей государыни? К сожалению, я не могу ответить отрицательно. Эта девица загадочна. Я ничего не знаю ни о ее прошлом, ни об истинных ее намерениях. Но боюсь, если дело получит огласку, не будут ли сюда вовлечены другие особы, то есть самые высокие в нашем государстве?
— Вы имеете в виду великую княгиню?
— Язык не поворачивается произнести это имя вслух. Одно могу сказать с уверенностью: ее высочество не позволит себе ввязаться в столь гнусную историю.
— Я тоже так думаю, — согласился Лядащев.
Он смотрел на взволнованное лицо князя и думал, почему меж ними столько лет были натянутые отношения? Правду сказать, и отношений-то особых не было, но уж если сталкивались они в одной гостиной, то непременно говорили друг другу колкости, а сейчас, видно, пришло время приязни, Мелитриса их подружила. Во всяком случае, этот князь ему чертовски симпатичен.
— Дело это деликатнейшее, — продолжал Никита, — и я думаю, чем меньше людей в него будут посвящены, тем лучше.