Неожиданно спуск кончился и началось сухое, заросшее вековыми елями, болото. Они шли по колено в лохматых, побитых морозом травах, кое-где были видны белые заплатки снега. Здесь уже слышен был гул моря, и ледяное дыхание его охолодило разгоряченные лица. Они сели на лошадей.
Кромка моря была сцеплена льдом. Волнам не нравилась эта хрупкая препона, они с недовольным урчанием откатывались назад и опять бросались крушить, переламывать, корежить.
— Смотри-ка, что это там за зарево?
— Пожар? Скорее!
Воображение дорисовало картину разрушения. Если горит Дицева дача, то они опоздали, беглецы скрылись. Очевидно, Алексей думал об этом же, потому что крикнул, заглушая ветер:
— Никуда твой Диц не делся. Посмотри туда! — Он указал в гулкую темноту моря. Только его глаза могли рассмотреть в рассеянном лунном отблеске очертания шхуны с тонкими, словно спицы, мачтами.
— Ты хочешь сказать, что они сбегут на шхуне? Может быть, они уже там…
— Нет, паруса не поставлены, ждут… А зарево — это костер. Костер — это знак.
— А для нас — замечательный ориентир. Вперед, гардемарины!
Лошади летели вдоль моря без всяких понуканий и шпор, которые уже окровенили им бока, с ходу преодолели шумящий в темноте ручей, огненный сполох быстро приближался.
Еловый лес подступил к самой воде, в темноте уже зримы были темные очертания причудливой постройки загородного жилья. Всадники спешились, привязали к деревьям лошадей. Сквозь стволы было видно яркое пламя костра. В доме светилось только одно окно, к нему и направился Никита.
— Я обегу дом, посмотрю, где у них вход, — прошептал Белов и скрылся в темноте.
На подходе к дому Никита споткнулся о темный предмет и сразу отпрыгнул в сторону с ощущением опасности. Всмотрелся внимательно — труп. Это был мужчина в темном, неприметном платье, он уже окоченел, глаза мертвеца с полным безразличием всматривались в далекие небеса.
— Кто это? — прошептал Корсак.
— Не Диц. К окну!
Комната была освещена одной свечой, стоящей на круглом столике. Диц сидел вполоборота к окну под развесистыми лосьими рогами. На бароне был дорожный плащ, фетровая шляпа треуголкой и высокие сапоги. Пристегнутая к поясу внушительных размеров шпага путалась в складках плаща, мешая барону удобно откинуться в кресле, и он поправлял ее резким, злобным жестом, словно отгонял надоевшую собаку.
— Пора, ваше сиятельство, — сказал вошедший в комнату слуга.
— Шхуна?
Слуга молча кивнул.
— А наша… э… подопечная? — Барон замялся, не желая называть вслух грязную работу, предстоящую его телохранителю.
— Это недолго. Если, конечно, не будет других приказаний. Может, вы решите взять ее с собой?