Вот так и прошли три дня; кушал, полоскал горло микстурами что оставил доктор, пил порошки, спал да на горшок ходил. А ещё мама Фира сняла с меня мерки и пошила мне нижнее бельё и две рубашки со штанами и курточкой. — Шоб никто не сказал, шо у Фирочки сыночка — босота! — единственное ограничение — это то, что мне пока нельзя выходить из спальной комнаты.
— Мишенька, не вздыхай на меня так грустно, но тебе лучше побыть в этой комнате, а лучше полежать в своей постели. Ты же не хочешь, чтоб мадам пришли ко мне на примерку, увидели твой красивый портрет и упали в обморок, навсегда забыв за меня? Вот немножко поправишься и гуляй где хочешь. Но сейчас даже нашего дворового Пирата своим фейсом ты удивишь до смертельной икоты. А он, на минуточку, не боится никого и лает даже на ГПУ!
Но всё когда-то заканчивается, вот и время моего «заточения» наконец-то тоже подошло к концу. Сегодня нас должен навестить доктор. Мама никаких клиенток не ожидает и мне дозволено выйти за пределы моего «узилища». За двустворчатыми дверями «пенала» оказалась большая комната, как сказали бы в моё время — студия. Раньше она использовалась как столовая и у широкого окна, как напоминание о прошедших временах, стоял небольшой обеденный стол со стульями на шесть персон, а у стены напротив находился массивный посудный шкаф-буфет с горкой посуды.
Но у соседнего окна была уже оборудована «рабочая зона». Где находились ножная швейная машинка «Зингер», стол для раскройки тканей и даже уголок с трюмо и мягким креслом, отгороженный от комнаты небольшой ширмой. Там заказчицы могли примерить пошитые обновки или скоротать время за просмотром модных журналов в ожидании исполнения срочного заказа. И вообще квартира оказалась довольно просторной, с кухней и небольшой ванной комнаткой с «сидячей» ванной, где имелся даже титан для горячей воды, правда нагреваемый с помощью дров. На мои недоумённые расспросы по поводу такой «роскоши» мама Фира только грустно вздохнула.
— Миша, да разве ж это роскошь? То горькие слёзы, а совсем не счастье бедной еврейской женщины. Когда-то мне осталось немножко наследства от папы и таки-да, тогда я имела шикарную квартиру в центре Одессы на Еврейской улице и не только там. Но пришли комиссары и реквизировали мои квартиры на свои нужды. Теперь я живу на Болгарской улице и это не совсем те апартаменты што у меня были. У меня остался только маленький кусочек за то богатство шо мы с папой имели до рэволюции.
— Когда я въехала в эту квартиру здесь даже не нашлось приличной спальной комнаты и мне пришлось потратиться на последние гроши чтоб разгородить эту залу. Шоб было где принимать мадам и было где им присесть, и где покласть голову на подушку мине. Комиссары хотели и моего Зингера реквизировать на нужды рэволюции, но я встала за Зингера грудью и сказала шо на свои нужды они могут реквизировать только мой труп!