Выставка в Нью-Йорке открылась через несколько дней после нашего приезда. Каталог, равно как и все объявления, был озаглавлен просто: «Works in oil and pastel by the Impressionists of Paris». Мое имя не упоминалось. Американцы увидели подлинно замечательное и обширное собрание выдающихся произведений Мане, Дега, Ренуара, Клода Моне, Сислея, Писсарро, мадемуазель Моризо, Гийомена, Синьяка, Сёра, Кайботта, Форена, Будена, Лепина, Дж. Л. Брауна, к которым я добавил кое-какие другие полотна, способные заинтересовать зрителя, как, например, «Смерть Марсо» Ж. П. Лорана. Выставка возбудила всеобщее любопытство, имела огромный успех и, в отличие от того, что происходило в Париже, не вызвала ни скандала, ни глупых выпадов, ни протестов. Пресса единодушно заняла благожелательную позицию, и газеты Нью-Йорка, равно как и других крупных городов США, напечатали немало хвалебных отзывов о выставке. Публика и любители шли на нее не для того, чтобы посмеяться, а чтобы понять, что же представляют собой те пресловутые картины, которые наделали столько шума в Париже. Поскольку в Америке, почти так же широко как и во Франции, я слыл одним из первых защитников великих художников 1830 г., люди без малейшего предубеждения шли смотреть работы моих новых друзей, предполагая, что они несомненно обладают какими-то достоинствами, раз я их так упорно отстаиваю.
Оценить с первого взгляда творчество новых художников было нелегко и дано не всякому. Поэтому приобрели у меня картины лишь немногие любители, задавшие тон в Америке, как то: гг. Спенсер, Хевмайер, Фаллер, Сини, Эрвин Девис, Фиц Джералд, Лоренс, неоднократно посетившие выставку и тщательно изучившие ее экспонаты. Кое-что купил у меня и г-н Сеттн, один из директоров «American Art Association». Состояние мне выставка не принесла, но успех был ощутимый и обнадеживающий.
В соответствии с обязательствами, принятыми на себя американцами, выставка должна была продолжаться всего месяц, но наплыв зрителей заставил моих хозяев продлить ее. Поскольку их помещение нужно было освободить, они договорились с Национальной академией рисунка, что после закрытия выставки все мои картины будут перевезены в обширную галерею Академии на 23-й улице. Там они, к всеобщему удовлетворению, экспонировались еще месяц, притом в лучших условиях, и получили таким образом нечто вроде официального признания.
После этого первого успешного опыта я договорился с американцами устроить в начале следующего зимнего сезона вторую выставку столь же крупных размеров, на которой будут, однако, представлены не одни импрессионисты, но также картины школы 1830 г. и других известных художников, чтобы публика могла их сравнить с произведениями новой школы.