Дневники импрессионистов (Вентури) - страница 334

А теперь, дорогой Бержера, если какой-нибудь ворчун сочтет мою оценку слишком хвалебной, я отвечу ему, что совесть моя чиста: я убежден, что был правдив в каждом слове.

Читатель не ошибется, если предположит, что я не могу говорить о своем великом брате без чуть-чуть почтительного волнения.

Но разве можно упрекать меня за это?

Искренне Ваш Эдм. Ренуар

КЛОД МОНЕ. «La Vie Moderne», 12 июня 1880 г.

[Интервью, взятое у Моне в Ветее и иллюстрированное портретом художника работы Мане.]

[Моне.] — Моя мастерская? Да у меня никогда не было мастерской, и я не понимаю, как можно запираться в комнате. Это годится для рисования; для живописи — нет.

… Некоторое время вышеназванное жюри отвергало меня и моих друзей. Что было делать? Только писать — мало: надо что-то продавать, надо жить. Торговцы не брали наших работ. А выставиться было все-таки нужно. Но где?.. Надар, великий Надар, благостный, как хлеб насущный, одолжил нам помещение…

Я перебиваю:

— Теперь вы держитесь особняком: я не вижу вашего имени на афишах импрессионистов.

— Вы ошибаетесь. Я был и хочу оставаться импрессионистом. Я сам изобрел это слово или, по крайней мере, выставил картину, которая дала повод какому-то репортеру из «Figaro» пустить в ход эту кличку. Как видите, она имела успех. Повторяю, я — импрессионист, но очень редко общаюсь со своими коллегами, как мужчинами, так и женщинами. Маленький храм стал банальной школой, чьи двери открыты для любого пачкуна; на любой выставке, устроители которой имели наглость назваться импрессионистами, публика, залившись хохотом перед какой-нибудь нелепой картиной, продолжает лопаться со смеху до тех пор, пока не выйдет на улицу. Вот так-то!