Легкость, остроумие, изящество литературной манеры, близкой к эссе, в которой написано большинство статей «Словаря», подкупали современников, подкупают и нас. Они и создают ощущение, что автор везде и всегда дома. Поэтому и читатель тоже чувствует себя дома везде и всегда. Рене Помо в блистательном предисловии к критическому изданию книги (Париж, 1964) приводит убедительный пример. «Нам нравится, — пишет он, — что статья «Иов» начинается так: «Добрый день, мой друг Иов!» Это создает ощущение свободы монолога, с которым «фернейский патриарх» обращается к Ветхому Завету.
Конечно, если судить о «Словаре» с современной точки зрения, многое покажется наивным. Наша вселенная шире и больше той, в которой жил Вольтер, и в материальном и в моральном смысле. Мы лучше знаем структуру материи. Мы восходим к космосу не по простой приставной лестнице к Ньютонову небу, по которой восходил он.
Мало того, даже для своего века Вольтер не поднялся до понимания биологического происхождения человека, которого достигли некоторые его современники, не прибегал к известным уже тогда измерениям и даже впадал в глубокие противоречия с теорией эволюции. Он ссылался на апокалипсис, но намеренно пренебрегал археологическими изысканиями, в то время производившимися.
Но при всех этих частных отклонениях от вершин человеческого разума того времени, не говоря уже о нашем, многие уроки «Словаря» сохранили свое значение. Метко заметил Рене Помо: «История часто возвращает свои колеса в те же колеи. Если из трех главных бедствий человечества, трех наиболее значительных ингредиентов этого низменного мира — чумы, голода и войны, — первый — чума — отошел в прошлое, то два остальных — голод и особенно война — сохранились и поныне».
Знаменательно, что в своем отношении к войне как таковой Вольтер опровергает точку зрения Монтескье, во многом другом его единомышленника. Вот как выражена эта точка зрения: «Надо идти и убивать своего соседа из боязни, что он намеревается атаковать вас». Вольтер непримирим в отношении всех, кто затевает войну, ее начинает.
А вот как — нападая прямо и пользуясь тонкой иронией — Вольтер атакует тиранию и олигархию, то есть тиранию не одного, но нескольких. «Тираном называют суверена, который не признает законов, кроме своих капризов, который забирает имущество своих подданных и мобилизует их, чтобы они забирали добро соседей» — это прямое попадание. Затем следует тирада, явно ироническая: «Здесь, в Европе, таким тиранам места нет. Если тирания одного или тирания нескольких деспотически правит при посредстве законов, ею самой установленных, то тем более такой тирании в Европе нет».