Так прошел час, другой, а они, стоя у стены, все еще ждали комиссара.
Странно выглядели на американской земле в Нью-Йорке этот польский крестьянин с длинными седеющими волосами, выбивающимися из-под четырехугольной барашковой шапки, и эта девушка из Липинец в темносинем казакине, с бусами на шее.
Однако люди проходили мимо, даже не замечая их. Там не удивляются никаким лицам и никаким костюмам.
Прошел еще час; небо заволокло тучами, пошел дождь, смешанный со снегом; с моря подул холодный, сырой ветер...
А они все еще стояли в ожидании комиссара.
Крестьянская натура терпелива, однако и у них стало тяжко на душе.
Одиноко было им на пароходе, среди чужих людей и водной пустыни, одиноко и страшно. Они молились богу, чтобы он провел их, как заблудившихся детей, через пучину морскую, и надеялись, что как только выйдут на берег, так сразу и кончатся их бедствия. Ко вот они приехали в большой город и здесь, среди людского шума, испытывали еще большее одиночество и страх, чем на пароходе.
Комиссар не приходил. Что же им делать, если он вовсе не придет, если немец их обманул?
При этой мысли тревожно забились их бедные крестьянские сердца. Как же тогда им быть? Ведь пропадут они, просто пропадут.
А пока их пронизывал насквозь ветер и мочил дождь.
- Марыся, не холодно тебе? - спросил Вавжон.
- Холодно, отец, - ответила девушка.
Прошел еще час. Смеркалось Движение в порту постепенно затихло; на улицах зажглись фонари; весь город запылал морем огней. Портовые рабочие хриплыми голосами пели "Янки-Дудль" и то большими, то маленькими группами направлялись в город. Мало-помалу набережная совсем опустела, сторожа заперли здание таможни.
А они все еще ждали комиссара.
Наконец, настала ночь, и в порту воцарилась тишина. Только время от времени черные трубы пароходов с шипением выбрасывали целые снопы искр, и они гасли в темноте, да волна с плеском ударяла в каменную набережную. Иногда доносилась песня пьяного матроса, возвращающегося на корабль. Фонари тускло горели в поднявшемся тумане. А они все еще ждали.
Да если бы они и не хотели ждать, куда им было идти, что делать, к кому обратиться, где преклонить измученные головы? Холод пронизывал их до костей, к тому же они и проголодались. Хоть бы укрыться где-нибудь под крышей, а то они промокли до нитки. Нет! Не пришел комиссар и не придет, потому что таких комиссаров и на свете нет. А немец тот был агентом акционерного общества по перевозке эмигрантов, получал процент за каждого доставленного человека и ничего больше знать не хотел.