В Туле я видел бронзового Петра в кузнечных доспехах — там он ковал для России оружие. Здесь, в Воронеже, Петр стоит в мундире Преображенского полка, опираясь на якорь. Позже, уже в Таганроге, я видел еще одного Петра — вставшего на морском берегу с чувством исполненного перед Отечеством долга.
Я бродил по узким переулкам, круто сбегающим к реке Воронеж. Названия у переулков древние — Морской, Флотский, Корабельный… Поросли мхом и плесенью камни Успенского собора, он, пожалуй, остался единственным очевидцем петровских деяний.
С Воронежем связана судьба русского поэта Никитина. Ради куска хлеба он был вынужден долгие годы торговать свечами в лавке отца-пьяницы, а потом, когда отец купил постоялый двор, прислуживать заезжему люду. Поздней ночью Иван Никитин брался за перо, а с рассветом сжигал строки, над которыми плакал во время бессонной ночи. Лишь за два года до смерти Иван Саввич смог наконец расстаться с постоялым двором и заняться книжной торговлей.
В своей лавке он открыл читальню и библиотеку с умеренной платой за пользование книгами (бедным книги выдавались бесплатно). На улице Шевченко сохранился полуподвал, где отец Никитина держал свечную мастерскую. Это все, что осталось от дома Никитиных, разрушенного гитлеровцами. Теперь здесь выстроен новый дом, на нем — мемориальная доска. А другой дом, где Никитин провел последние пятнадцать лет жизни, восстановлен и превращен в музей. Неподалеку от него, в Кольцовском сквере, — бронзовый памятник Никитину. В горестном раздумье сидит поэт на мраморном цоколе, будто жалея о том, что не привелось увидеть ему лучшие времена. И памятник другому певцу воронежской земли — Алексею Кольцову — тоже в этом сквере. Тому самому Кольцову, со стихами которого, как говорил Белинский, в литературу «…смело вошли и лапти, и рваные кафтаны, и всклокоченные бороды, и старые онучи, — и вся эта грязь превратилась у него в чистое золото поэзии».
На улицах Воронежа еще можно заметить следы минувшей войны — надписи на стенах: «Проверено, мин нет», остатки дзотов на берегу, столетние дубы, иссеченные снарядами… Город обороняли части прославленного генерала Черняховского. Солдаты мужественно отражали фашистский натиск, который можно было сравнить по силе с наступлением гитлеровцев на Сталинград. «Под Воронежем немцы расшибли свой лоб», — писала в декабре 1942 года «Правда».
Тогда, вьюжной военной зимой, на месте освобожденного города лежали развалины. Девять зданий из каждых десяти были разрушены или сожжены. В местном музее есть письмо, которое не успел отправить домой недобитый фриц: «Город не представляет собой никакой ценности. Понадобятся многие десятки лет, чтобы его вновь отстроить и начать новую жизнь». Так считал тот, кто с мечом пришел на воронежскую землю.