Через несколько часов я оказываюсь снова в Оране, в одной из небольших аудиторий местного университета, где собралось человек сорок — пятьдесят, почти столько же, сколько было в Бумердесе. Это студенты и студентки, смуглые, черноволосые и черноглазые. Именно этот ярко выраженный арабский тип преобладает на западе Алжира. Местные жители — в основном потомки бедуинов, хлынувших в Магриб в XI в. и обосновавшихся именно здесь, на равнинах, вдали от непривычных им гор на востоке и в центре страны. Однако пс исторические ассоциации занимают меня в этой аудитории, на редкость доброжелательной и дружественно настроенной.
— Здесь студенты разных факультетов, — говорит мне организатор лекции, энергичный и стремительный Сид Ахмед Сахла, вице-президент культурной комиссии Оранского университета. — Преобладают медики, математики, социологи, юристы и филологи. Главное, все они живо интересуются проблемами, которые вы собираетесь затронуть.
Лекция-дискуссия шла примерно по той же схеме, что и в Бумердесе, с тем лишь отличием, что присутствующие были на пять — десять лет моложе, вопросы задавали еще более острые и отстаивали свое мнение еще более пламенно.
— Что вы можете сказать о теории некапиталистического развития? — спросил меня кудрявый паренек, судя по всему — самый начитанный и поднаторевший в спорах. Выслушав ответ, он продолжал наседать:
— А почему сам этот термин содержит отрицание? Не проще ли сказать, что это социалистическое развитие, которое в разных условиях может быть разным.
— Надо прежде всего выяснить, когда в этом развитии появляются элементы социализма, — отозвалась сидевшая рядом с пареньком девушка.
— А нельзя ли начать с анализа структуры власти, армии и правящей' партии? — спросил расположившийся отдельно от других длинноволосый юный бородач явно анархистского вида.
— Но как же это можно делать, пока не узнаешь, какие социальные силы определяют социалистический выбор в данной стране и каков состав рабочего класса в ней, — возразил ему кудрявый.
Разумеется, не все из студентов столь легко ориентировались в социологии и политике. Ведь из них гуманитарными науками занимались лишь немногие. Поэтому наряду с действительно интересными вопросами (па-пример, о необходимости судить о революционной демократии по ее практическому опыту, о значении агропреобразований в социалистической ориентации развития той или иной страны) были и такие, которые свидетельствовали либо о незнании азов, либо о влиянии западной пропаганды: «А был ли рабочий класс у власти в СССР? Какова разница между экономической помощью СССР и бывших колониальных держав странам Азии и Африки? Правда ли, что рабочий класс развитых стран выигрывает кое-что от эксплуатации трудящихся афро-азиатского мира?» К сожалению, подобные вопросы (хотя некоторые из них предварялись формулой: «Скажите, верно ли утверждают западные авторы, что…») порождаются не только чтением буржуазной литературы. Не меньшее влияние в 70-е годы на молодежь развивающихся стран приобрела и леворадикальная литература, проповедующая различные троцкистские, левацко-экстремистские и особенно изощренные «неомарксистские» теории, ничего общего с марксизмом не имеющие. Мне пришлось не раз в этом убедиться, общаясь с молодыми магрибинцами.