— А с каких пор тебе не наплевать на чье бы то ни было мнение? Особенно тех, кто не стоит ни единой твоей слезинки, а? — сказал Артём уже у самых губ девушки.
— Лавров, отпусти меня! — она чуть не задохнулась от нахлынувших чувств.
Хотелось простого тепла, и поплакаться на груди надежного, верного человека. Но Олю точило сомнение: был ли Лавров тем самым надежным и верным? Можно ли было ему доверить свои горести? Сбагрить все свои проблемы. Последнее время показало — да. Так чувствовало сердце Оли. Но ведь сердце — оно глупое. Влюбчивое. Необъективное.
А тут еще он так прижал ее к себе, что она боялась дышать, иначе он всей своей широкой грудью ощутит втиснувшуюся в него ее грудь.
— Не пущу, пока не дашь слово, что возьмешь себя в руки и выбросишь Киру из головы.
— Пусти! Мне неудобно, — просипела она сорвавшимся голосом, упираясь ладонями в его плечи. Ну и силища у Лаврова! Ему ничего не стоит переломить ее как тростинку.
— Слово, Медведева, — потребовал он, приближая лицо.
— Даю… даю тебе слово, что приду в норму. Отпусти!
— Не-а, — покачал он головой и замер, изучая ее лицо.
Он смотрел, а Оле казалось, будто одним взглядом он касался ее кожи, гладил, ласкал. Стоило Ольге вновь предпринять попытку оттолкнуться от его корпуса, как хватка мажора становилась подобной удаву — чем больше она трепыхалась, тем сильнее он сдавливал ее.
— Тогда чего тебе надо?
— А что ты ждешь от меня, Оля? — улыбнулся он. — Чтобы я озвучил тебе условия, при которых будут строиться наши дальнейшие отношения?
Ее пальцы напряженно впились в его плечи.
— Нету никаких отношений.
— Тогда какие проблемы? Значит, и условий никаких быть не может. Идёт?
Он чувствовал, как от напряжения дрожали ее руки, пока она упорно старалась отстраниться от него. Пока сопротивлялась притяжению, которое толкало их друг к другу. И все же, набравшись храбрости, выдала:
— Нам пора прекратить общение и каждому вернуться в свой мир, Артём. Согласись, так будет лучше.
— Не соглашусь, Оля, и не получится, — мотнул он головой. Ну уж нет! Свое он никому не отдаст, а Медведева принадлежит ему со всеми потрохами.
— Почему? — искренне удивилась она.
По его губам расползлась наглая ухмылка:
— Ну, не могу я уже без тебя. За чей счет я развлекаться буду?
Уголки ее губ неудержимо поползли вверх. Настроение Ольги стремительно взлетело, какое-то странное ликование затопило все ее сердце.
— Я всегда знала, что ты — тот еще тип.
Потом ее глаза непроизвольно задержались на нижней губе мажора. Губе с ранкой. Возникла настоятельная потребность коснуться ее, обласкать укушенное место. Боже, она сошла с ума! И ничего не могла с этим поделать. Накрывшее ее помутнение отодвинуло все прочие мысли на десятый план, оставив только безумное желание, оголив нервы, сорвав внутренние, так тщательно выстроенные, барьеры. Словно в тумане, Оля прекратила отпихивать Артёма, а осторожно прижалась губами к его губам. Легонько, почти невесомо, провела языком по нижней губе, будто зализывая рану и исцеляя ее. И плевать, что совсем недавно губ Лавра касалась Кира! Главное, чтобы именно ее, Олин вкус, остался там сейчас. Но и сама почувствовала новый вкус Лаврова — вкус сигарет с ментолом.