Отсылка с известием в Москву войскового атамана Корнилы Яковлева позволяет связать с его именем решительные действия на Дону, приведшие к разорению Кагальника и поимке Степана Разина. Как только это произошло, началась обычная в московской приказной практике гонка сеунщиков: кто первым известит о важных переменах в войне с Разиным в Москву. Первые вести послали, не дожидаясь поимки Фрола Разина, но любой человек с Дона теперь не мог пройти мимо застав воеводы боярина князя Григория Григорьевича Ромодановского. Он и был первым, кто 4 мая сообщил царю Алексею Михайловичу о поимке Степана Разина на Дону и о том, что атамана везут скованным в Москву, заслужив «милостивое» царское слово и отсылку в Курск специально назначенного царского стольника «спросить о здоровье». В день получения сеунча праздновались именины старшей сестры царя Алексея Михайловича царевны Ирины Михайловны. В царскую семью понемногу возвращались мир и веселье. 5 мая царь снова, как в прежние времена, жаловал «именинными пирогами» членов Думы и своих ближних людей — «спалников». Раздача «именинных пирогов» повторилась и в день именин царевны Феодосии Алексеевны 29 мая. Конечно, пока в торжествах участвовал не весь двор, но уже и такая перемена в настроении царя была характерной.
Весь май 1671 года в городах узнавали из царских грамот о поимке Степана Разина. Царь ждал теперь, когда в Москву привезут главных предводителей бунта. 25 мая Алексей Михайлович получил в подмосковном походе в селе Остров от оставшегося ведать Москву боярина князя Григория Сунчалеевича Черкасского с товарищами известие о доставке Разина с братом в Курск. Глава Белгородского полка боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский отпустил братьев Разиных из Курска на «государских подводах» и в сопровождении «дворянина». Царь распорядился довести их до Серпухова, где они должны были ждать новых распоряжений. Степана и Фрола Разиных требовали привезти в Москву целыми и невредимыми: «Однолично б у тех воров сторожа была самая крепкая, чтоб те воры в дороге и на станех сами они над собою какова дурна не учинили и до Москвы б довесть их вцеле, и никого к ним припускать не велел»>{710}.
Казнь Степана Разина хотели сделать публичной, чтобы не дать повода говорить о возможном спасении Разина, чье имя и так уже подняло на бунт многие тысячи людей. Позаботились и о том, чтобы жившие в Москве иностранцы как можно лучше рассмотрели расправу с предводителем бунтовщиков. Из многочисленных иностранных свидетельств можно выделить письмо англичанина Томаса Гебдона (брата тайного царского комиссионера Джона Гебдона), написанное в день казни Разина, где с репортерской точностью записаны детали «явления» Стеньки в Москве. Томас Гебдон писал о последующих пытках и казни: «Впереди шел конвой из 300 пеших солдат с развевающимися знаменами, зажженными факелами, но опущенными книзу дулами мушкетов. Позади Разина тем же порядком шло почти то же число солдат, но знамен было всего шесть. Окружал Разина отряд захвативших его казаков, перед ним верхом ехал со своим знаменем казачий предводитель (по имени Корнила Яковлев), остальные казаки, числом 50, а то и 60, были тоже на лошадях».