Невидимым для большинства дипломатическим фоном приготовлений малороссийского похода стало давно ожидавшееся открытие Андрусовской комиссии в Миговичах, куда на съезд с представителями нового польского короля Яна Собеского еще 11 июня 1674 года были назначены «великие и полномочные послы» во главе с ближним боярином князем Никитой Ивановичем Одоевским. Вместе с ним в состав московской делегации входил его внук — ближний стольник князь Юрий Михайлович Одоевский, а также прекрасно разбиравшийся в малороссийских делах бывший воевода в Переяславе и Киеве думный дворянин Иван Иванович Чаадаев. Им пришлось долго ждать приезда представителей Речи Посполитой во главе со старыми знакомыми московских дипломатов — воеводой хелминским Яном Гнинским и референдарем Великого княжества Литовского Киприаном Бжостовским. Встретившись впервые 16 сентября и обменявшись верительными грамотами, стороны продолжили старые споры, остановленные на прежнем посольстве в Москву в 1672 году.
Согласно посольской инструкции, боярин князь Никита Иванович Одоевский предложил обсудить условия «вечного мира», но дипломаты Речи Посполитой, «проигравшие» Киев в Москве, оказались полны решимости вернуться к переговорам о его возвращении. Высказывались и другие претензии, связанные с уклонением от обязательств о «случении сил» по Андрусовскому договору. Неожиданностей не произошло: московские дипломаты повторили прежнюю тактику, указывая на «умаление» царских титулов, а также пресловутый «пашквиль». Но было и новое, потому что королевские представители попытались обвинить Москву в том, что они потеряли Правобережную Украину именно из-за бездействия московской стороны, что и толкнуло гетмана Петра Дорошенко в подданство турецкому султану. Эти аргументы боярин князь Никита Иванович Одоевский легко парировал указанием на настоящие причины — нестроения в самой Речи Посполитой: «от несогласия и от домашних раздоров и конфедерации». А про судьбу Киева был сразу дан четкий ответ, от которого московская сторона уже не отступала: город Речи Посполитой «никогда отдать невозможно». Объясняя свою позицию, снова ссылались на Бучачский договор и последующие изменения, связанные с присягой полков Правобережья в подданство московскому царю: «Вы отдали султану Украйну, в которой и Киев: так можно ли после того вам отдать Киев?»
Переговоры в Миговичах зашли в тупик и развели позиции сторон еще дальше. Обсуждалась даже целесообразность продления в таких условиях переговоров о «вечном мире». Их условием становилось требуемое польско-литовской стороной «случение сил», на что по-разному смотрели в Москве и Варшаве. Очевидно, что если бы в тех условиях царский поход в малороссийские города все-таки состоялся, то он был бы тоже воспринят не как подтверждение союзнических обязательств, а как их нарушение московской стороной, преследовавшей свои цели.