– Со шрамом он б-будет уже не таким красавчиком.
Иголка Кивы застыла над раной на правой грудной мышцей заключенного.
– Красавчик он или нет, Типп, он все равно мужчина.
– И что?
– А то, – продолжила Кива, – большинство мужчин – те еще свиньи.
Тишина свинцом разлилась по комнате, и только Наари у дверей тихо прыснула – как будто ответ Кивы ее рассмешил. Наконец Типп ответил:
– Я мужчина. И я н-не свинья.
– Ты еще маленький, – парировала Кива. – Вот подрастешь…
Типп фыркнул, словно она пошутила. Кива не стала ему ничего объяснять. Да, она надеялась, что Типп, когда вырастет, останется таким же чудесным и добрым, но вероятность этого стремилась к нулю. Единственным взрослым мужчиной, которого Кива когда-либо уважала, был ее любимый отец. Но… он был исключением.
Не давая ностальгии снова захлестнуть себя с головой, Кива быстро и без проблем зашила все остальные раны на животе и спине юноши, еще раз проверила, нет ли порезов на ногах, и перешла к лицу.
И когда она поднесла костяную иглу к его брови, юноша открыл глаза.
Он рывком сел, и Кива отпрянула назад. Она не была уверена, кто из них удивился больше: она, он, Типп или надзирательница.
– Что за… – вырвалось у юноши. Его глаза лихорадочно метались по комнате. – Кто… где…
– Тише, – Кива подняла руки.
Его взгляд остановился на костяной игле, а затем парень заметил и кровь на руках Кивы – его кровь. В следующее мгновение он сорвался с кушетки и попятился прочь, как загнанное животное.
Зная, как быстро двигается Наари, Кива поспешила успокоить юношу, пока ситуация не приняла серьезный оборот.
– Ты в Залиндове. Тебя привезли раненым. А я, – она беспомощно повела окровавленными руками, – я зашивала твои раны.
Взгляд юноши остановился на надзирательнице. Кива заметила, что глаза у него голубые, с золотой каемкой вокруг зрачка. Потрясающие глаза, каких она еще никогда в жизни не видела.
Потрясающие глаза на потрясающем лице. Теперь, когда он проснулся, отрицать это не имело смысла. И все же Кива осталась верна своим словам: в ближайшее время в обморок она падать не планировала.
Увидев вооруженную надзирательницу, юноша как-то разом поник, словно все-таки осознал, где оказался, и может быть, даже вспомнил, за что. Он остановился – хотя идти ему все равно некуда, позади уже был лабораторный стол, – его взгляд метнулся от Наари к Типпу, который раскрыл рот и во все глаза смотрел на происходящее. Затем юноша оглядел себя, заметил, что одежды на нем почти нет, а раны, в том числе и свежая на руке, обработаны и перевязаны. И наконец, придя к какому-то выводу, он снова повернулся к Киве.