3. Немецкий шантаж был всеобъемлющ. Жить ли городам - это зависело исключительно от того, будут ли железнодорожные вагоны. А вагоны - от смазки для букс. А смазка - от нефти из Гамбурга или Румынии. Наших офицеров в Висбадене постоянно шантажировали(7). День за днем.
4. Нельзя забывать, что в одной Варшаве три миллиона поляков были отправлены в газовые камеры(8). Насколько мне известно, в Майн кампф угроз по адресу французов ничуть не меньше, чем по адресу поляков.
5. В то время как Бельгия уже предоставила Германии два миллиона рабочих, Франция экспортировала еще не более ст.. двадцати тысяч. Эти два миллиона дополнительных узников
можно было бы уже тогда добавить к двум миллионам военнопленных.
6. А угроза депортации населения?
7. А проблема евреев? Ты можешь ненавидеть Пейрутона за все, в чем он уступил(9). А все-таки он был для тебя мощным заслоном. Двести тысяч евреев из неоккупированной зоны ни за что не уцелели бы при нацистах, с которых тогда еще никто не успел сбить спесь. Что ни говори, а Леон Верт жил, передвигался, писал.
8. А проблема американского присутствия? (Я к ней еще вернусь.)
Режим Виши был, разумеется, омерзителен. Но всякому организму необходимо отверстие для выделения экскрементов. Канализационные рабочие, как правило, равнодушны к тонким
ароматам. Тюремщики редко бывают столь же отзывчивы, как сестры милосердия. Разумеется, того, кто клянчит у победителя смазку для букс, не должно, образно выражаясь, мутить от навоза. Ведь навоз - это просто отправления организма. (Что до полиции, то она, разумеется, как и все полиции нашего времени, отличается подлостью.)
Во Франции я бы, возможно, поставил перед собой задач убить Пюше(10). В Штатах передо мной стояла другая задача.
Когда накануне перемирия я покидал Францию, кругом было невесело. Помню езду в машине, ночь, дождь. Темно - хоть глаз выколи. Я включил фары. На дороге был затор, -остановился, и тут внезапно вокруг меня вспыхнул сущий бунт. Солдаты осаждали мою машину, грозя мне расправой. За что? Дело было в фарах. В этом месиве дождя и грязи, под потолком облаков в сто двадцать метров вышиной я, видите ли, навлекал на них небесный гнев гитлеровских бомбардировщиков. Один из этих героев навел на меня свой электрический фонарь, и в течение десяти секунд они кляли на чем свет стоит моя нашивки. Я олицетворял войну торговцев пушками и капиталистов. Меня охватило безграничное отвращение, и я почти желал, чтобы эти сволочи меня растерзали. Ты только представь себе: грубые голоса, похабная ругань, причем от всех та: