Он переходит на бег, мчится по Спринг-стрит с такой скоростью, что тренажер под ногами подскакивает. Библиотека на углу Лейк-стрит и Парк-стрит исчезла. На ее месте – новенькая трехэтажная гостиница, на крыше что-то вроде бара. У дверей дежурят двое швейцаров-подростков в галстуках-бабочках.
Нет больше можжевельников, нет контейнера для возврата книг, нет крылечка, нет больше библиотеки. Вспыхивает воспоминание: старик Зено Нинис за столиком в разделе художественной литературы сгорбился за грудами книг и блокнотов, моргает подслеповатыми слезящимися глазами, будто всматривается, как вокруг него текут невидимые реки слов.
Модератор номер сорок пять, осталось пять секунд…
Сеймур стоит на углу и тяжело дышит. У него такое чувство, что он никогда не сможет понять мир, проживи хоть тысячу лет.
Перенаправляю.
Его выдергивает прямо в небо, Лейкпорт уменьшается, превращаясь в точку, горы уплывают прочь, далеко внизу разворачивается южная часть Канады, но внутри у Сеймура словно что-то сломалось; все вокруг начинает кружиться, он падает с тренажера и ломает запястье.
31 мая 2030 г.
Дорогая Марианна!
Знаю, я никогда полностью не пойму все последствия своего поступка, не смогу вообразить всю боль, которую я причинил. Как вспомню, сколько вы для меня сделали, когда я был маленьким, и вы не обязаны делать еще больше. Но я тут подумал. На суде я узнал, что мистер Нинис занимался переводами и они с детьми собирались ставить пьесу перед тем, как он умер. Вы не знаете, что стало с его бумагами?
Ваш
Сеймур
Через девять недель его вызывают в тюремную библиотеку. Сотрудник привозит на тележке три картонные коробки, помеченные его именем, с красными наклейками «просканировано».
– Что это?
– Мне сказали привезти сюда, и все.
В первой коробке Сеймур находит письмо.
22 июля 2030 г.
Дорогой Сеймур!
Я была рада получить от тебя письмо. Вот все, что мне выдали после суда, что я нашла у мистера Ниниса дома и что мы сохранили в библиотеке. Не знаю, может, в полиции есть что-нибудь еще. Никто этим не занимался, так что доверяю все тебе. В конце концов, библиотеки существуют, чтобы у людей был доступ к текстам.
Если сумеешь в этом разобраться, я думаю, одна девочка из тех детей, с которыми работал Зено, обязательно заинтересуется: Натали Эрнандес. Когда я в прошлый раз получила от нее весточку, она изучала латынь и греческий в Университете Айдахо.
Ты был когда-то чутким, думающим мальчиком, и я от всей души надеюсь, что ты стал таким же чутким, думающим человеком.
Марианна
Коробки доверху заполнены блокнотами, сплошь исписанными простым карандашом, мелким почерком. Чуть ли не на каждой странице подклеены листочки с заметками. Сбоку в коробки засунуты пластиковые конверты с ксерокопиями обтрепанных рукописных листов, где половины текста не хватает. Есть и книги – толстенный греческо-английский словарь и «Компендиум утраченных книг» какого-то Рекса Браунинга. Сеймур закрывает глаза, и перед ним возникает выкрашенная золотой краской стена над лестницей, непонятные буквы, картонные облака покачиваются над пустыми стульями.