Тополя нашей юности (Науменко) - страница 41

На следующий день тетка Мальвина сразу заметила, что доска в углу больше не открывается. Петик держался как-то настороженно и время от времени бросал на тетку пытливые взгляды. Не укрылось от нее и то, что с самого утра прибежал этот самый Трапеза. Видать, тоже птица стреляная. Так она и поверила, что ему приятно таскать на спине этот деревянный ящик. Мелкий ремесленник. Знаем мы таких ремесленников!

Когда Сила Прохорович напал в тот день на Петика, тетка Мальвина только усмехнулась про себя. «Пусть ругается, одноногий дурень! Жизнь прожил, а ума не набрался. Слепой котенок. От его ругани никому не жарко и не холодно», — думала тетка.

Но пришла очередь заметить кое-что и Силе Прохоровичу. После того как Петик хотел угостить старика немецкой сигаретой, Сила Прохорович невзлюбил своего хозяина. Теперь он сидел в парикмахерской только в случаях крайней необходимости, когда нужно было разжечь старый примус и согреть воды. Старик даже подумывал о том, чтобы бросить эту службу. На какое лихо она сдалась ему! На кусок хлеба он заработает и продажей веников. Старого телеграфиста удерживало на службе только одно — возможность поговорить с людьми. Дома ему даже словом перекинуться было не с кем.

Однажды перед вечером Сила Прохорович пристроился в уголке возле порога и, казалось, дремал. Клиентов в будке не было. Петик стоял у окна и, как всегда, посматривал на железную дорогу. Он глядел на немецкого часового с черным автоматом на груди, стоявшего под деревянным грибом на перроне, на обмытые дождем блестящие рельсы и барабанил пальцами по стеклу. Как только Петик забарабанил, Сила Прохорович насторожился. Его чуткое, натренированное годами ухо сразу уловило знакомый перестук «морзянки», ведь когда-то, не заглядывая в телеграфную ленту, он читал самые длинные телеграммы. «Вика, Вика… Вика», — выбивал пальцами по стеклу Петик. Сила Прохорович даже привстал от удивления. Он не помнил, чтобы этот молокосос когда-нибудь работал на телеграфе.

— Не сеют, брат, теперь ни вики, ни чечевицы, — не выдержал наконец Сила Прохорович. — Так что и вспоминать не стоит.

Петик вздрогнул всем телом и не повернулся от окна. Так он простоял, может, с минуту.

— Это мы в осоавиахимовском кружке азбуку Морзе учили, — сказал наконец хозяин парикмахерской. — Только забыл я все…

— Почему же забыл, знаки ясные, — похвалил Сила Прохорович. — Сколько ты принимал в минуту?

— Ничего не помню, забыл. — Петик, видимо, не был настроен вести разговор.

Догадка никогда не приходит одна. Пришел Тишка, отдал Петику пачку сигарет и сел стричься. И Сила Прохорович вдруг понял, что стричься Тишке не нужно, он стригся всего неделю назад, а значит, есть другая причина, которая привела его в зеленую будку. Старику стало как-то не по себе. Он вышел во двор. Дождь перестал, воздух был чистый, дышать стало легче. Сила Прохорович поглядел на рельсы, блестящей лентой бежавшие на восток, и почему-то подумал, что не все дороги в жизни такие прямые, как эта стальная.