Нейл запнулся, но затем всё-таки поставил пакет на кровать Мэтта и попытался стянуть с себя кофту. День ото дня становилось всё легче, но боль по-прежнему возвращалась, когда он поднимал руки слишком высоко, а, когда поворачивался, швы на боках неприятно натягивались. Ему удалось стянуть кофту через голову, оставив её на локтях, и тут Миниярд, устав наблюдать за мучительными усилиями, помог стащить её до конца. Эндрю, не глядя, отбросил тряпку в сторону. Сейчас его куда больше интересовали многочисленные синяки и шрамы, покрывающие торс Нейла.
Первым делом Миниярд потянулся к повязкам на запястьях, и Нейл позволил ему снять бинты. Сегодня подсыхающие струпы выглядели значительно хуже, чем в тот день, когда он только приземлился в Южной Каролине. Эбби была права; ранам нужно дышать. Нейл поднял взгляд с уродливых, заскорузлых линий на лицо Эндрю. Он не очень понимал, что пытался разглядеть: намёк на беспричинную жестокость, с которой столкнулся в среду, или же весёлую, циничную отстранённость, с которой Миниярд проходил весь прошлый семестр. Он не нашёл ни того, ни другого. Казалось, что сейчас Эндрю находился за тысячу километров отсюда, абсолютно невозмутимый и беспристрастный.
На правом плече Нейла красовался бледный шрам от ожога – последствие встречи с раскалённым утюгом. Эндрю приложил к нему руку, кончиками пальцев перекрывая небольшие выпуклости, оставшиеся от дырочек на утюге. Его большой палец опустился на неровный рваный полукруг, появившийся в результате пулевого ранения. После того случая Нейл спал в бронежилете почти месяц, будучи слишком напуганным, чтобы снимать его даже ночью. Мать заставила износить жилет практически в труху, прежде чем позволила снять.
— Кто-то стрелял в тебя, — без тени удивления заметил Эндрю.
— Я говорил, что меня преследуют.
— Это, — Миниярд сильнее впился пальцами в след от ожога, — не от жизни в бегах.
— Это подарок отца. Люди приходили с вопросами о его работе. Я ничего не говорил, но, видимо, сидел недостаточно спокойно. Едва они ушли, он ударил меня утюгом. Именно поэтому я сказал тебе «Абрам», — напомнил Нейл. — Я не хотел называть его личное имя, потому что не хочу, чтобы кто-либо называл меня так. Я ненавидел его.
Эндрю надолго замолчал, а затем опустил руку на белёсые тонкие линии, пересекающие живот Нейла.
— Рене сказала, что ты отказался от ножей. Человек, притягивающий убийц с такой чудовищной силой, не должен разгуливать безоружным.
— Я не безоружен. Я думал, ты приглядываешь за мной в этом году.
Эндрю вновь посмотрел на него, выражение лица оставалось абсолютно нечитаемым. Он ничего не сказал, поэтому Нейл продолжил: