Бурцев недолго держал стойку. Он упал на пол и обхватил голову руками. Попеременно он прикрывал то затылок, то лицо, и со стороны могло показаться, что снуют и суетятся лишь его руки, а сам он спокоен, неподвижен и тих, руки же те его были словно хлопочущие над трупом птицы. Гонцов внезапно обрел какую-то искусственную ясность ума и с чувством воскликнул:
— Говори, урод! Что ты сделал с Дурневым?
Инвалид продолжал увлеченно пинать ногами поверженного врага.
— Не я… Архипов… — выдохнул Бурцев.
— Что? Громче!
— Архипов убил, — усилил голос Бурцев.
Теперь глаза вшивых, распластавшихся на матрасах, загорелись любопытством, а до вырванного у Бурцева признания были тусклы, мерцали жалкими отблесками мертвого сна. Но, затравленные люди, на большее они не решились; эмоционально окрашенных признаков жизни не сталось.
— Отвали! — Гонцов отстранил неутомимого Бобыря и склонился над Бурцевым. — Ты того, не брешешь, чучело, не наговариваешь? Не лепишь?
— Не леплю, честное слово, правда это, ни слова лжи… — ответил Бурцев, приподнимаясь на локтях и искательно всматриваясь в пепельно-серое облачко, каким явилась перед ним физиономия Гонцова.
Тот, как человек, для которого истина открылась слишком неожиданно и оказалась тяжким грузом, натужно выпрямился и обвел присутствующих суровым взглядом. Но дальнейшее было уже не в его компетенции. Не вправе он самосудом решить участь Архипова, на которого пало ужасное обвинение, путь его теперь пролегает к старшим товарищам, они и вынесут приговор.
Позабыв о Бурцеве, Гонцов и Бобырь бросились вон из барака, горя желанием поскорее отыскать Дугина или Матроса. В лагере произошло убийство! Убили верного товарища, настоящего друга, отличного парня. Мы тут боремся за единство в своих рядах, за свободу и светлое будущее, а нашего мужественного соратника, как пса шелудивого и бездомного, неприкаянного, заклевали и растерзали в пыльной яме. И сделал это Архипов, пособник администрации. Был светочем, отозвался Бобырь о покойном.
Бурцев же, имея теперь для очистки совести только одну возможность — предупредить друга о нависшей над ним опасности, побежал в спальный отсек и, найдя там Архипова, тихо шепнул ему на ухо:
— Я им сказал, друг…
Архипов схватил его за руку и вывел из барака.
— Что ты им сказал?
Бурцева била дрожь.
— Все, друг… О Дурневе… Ну, не все, а так, достаточно… Не стерпел, не вынес. Пытали. Били. А у Гонцова рожа такая жуткая… Сказал, что ты убил Дурнева… Я не выдержал, не мог больше молчать, ты бы видел их…
— И кто это был? Ну, про Гонцова я понял, а кто еще?