— Ты хуже своего отца, знаешь об этом?! — яростно кричу я, обливаясь горькими слезами.
— Я мог бы счесть это за комплимент, но из твоих уст это звучит как оскорбление, — произносит он с обольстительной острой улыбкой, которая разрезает меня на части.
— Заткнись! Как же я… как же я ненавижу тебя! — сквозь боль восклицаю я, но всем сердцем осознаю, что лгу.
Я пытаюсь обмануть окружающих и саму себя.
Я люблю его. Я до сих пор чертовски люблю его.
Я сумасшедшая, больная, потеряла рассудок. Но я не могу по одному щелчку пальцев отключить чувства. Не могу перестать думать о том, что между нами было. Не могу перестать думать о том, что он блефует. Я не могу, не могу, не могу поверить в то, что весь этот год он лишь играл со мной. Использовал как очередную игрушку в огромных кровавых лапах «Нью сентори».
У меня полноценная истерика со всеми вытекающими последствиями. Лицо искажается в неприятной гримасе, речь превращается в неразборчивый и бессвязный поток слов, а глаза намертво застилает прозрачная пелена боли. Не слышу никого вокруг, улавливая лишь передвигающиеся мутные фигуры, не разбирая какая принадлежит тому или иному человеку.
Этот день сломал меня.
Нет, сегодня не день правды. Сегодня — день моей смерти.
— Ей нужно время, — мой слух улавливает до боли знакомый мужской голос, который эхом отзывается в сознании. — Дай ей пару дней и все уладится.
— У нас нет времени! — командует женский голос, приближающийся ко мне с каждой безбожной секундой. — Кевин!
— В этот раз она может не пережить…
— Я сказала коли!
— Я всегда хотел собственную семью, — признался Аарон, лежа на кровати. Его руки с нежностью поглаживали мои распущенные волосы. — Ну, знаешь, такую, когда приходишь домой, а тебя встречает аппетитный аромат с кухни, парочка детишек, которые с порога бросаются к тебе навстречу с криками радости, и жена, которая выходит с кухни с полотенцем в руках и тянется за твоим поцелуем.
Я испустила короткий смешок.
— По-моему, ты слегка идеализировал семейную жизнь. Тем более с двумя детьми.
— А я и не отрицаю, — он беззаботно пожал плечами. — Наверное, потому что с самого детства видел, как отец откровенно насмехался над матерью, ни во что ее не ставил, как в открытую изменял ей, а после рождения Кэти вообще забыл о ее существовании. Кэти родилась, когда мне было около семнадцати, и я практически перенял на себя всю роль отца. Он появлялся лишь пару раз в неделю, оставлял какие-то деньги на содержание семьи и снова проваливал. Мама всегда говорила: мы должны сказать ему спасибо, что он вообще дает какие-либо деньги на семью. Но я и по сей день в корне не согласен с ней, — он провел рукой по лицу, испустив усталый выдох. — А самое интересное знаешь что? В прессе он самый идеальный отец и примерный семьянин. Всегда собирает маму и Кэти на какие-то семейные фотосессии, устраивая ярмарку лицемерия, чтобы поддерживать институт семьи в обществе… А мне хочется блевать каждый раз, когда я вижу эти снимки в новостях.