— Алиса! — крикнул папа, только заметив меня, прислонившуюся к дверному косяку. — Время видела? Марш спать!
— Дочка, иди-иди, — мама наспех поцеловала меня, словно мечтала поскорее избавиться, и закрыла дверь практически перед моим носом.
Спать не хотелось, да и было рано. Я вернулась на кухню, сделала чай и снова забралась на подоконник. За окном шумел дождь, и я с любопытством стала наблюдать, как в ямке на асфальте в свете фонаря образуется лужа. Не прошло и десяти минут, как вода залила весь тротуар, и от той лужицы не осталось и следа. Я еще долго смотрела в окно, пока ливень не убаюкал меня. Проснувшись оттого, что чуть не упала с подоконника, я решила все же перебраться в свою комнату и как можно тише вышла в коридор. Хотелось быстро прошмыгнуть мимо родительской спальни, но полоска света под дверью заставила остановиться. Родители не спали, что-то обсуждая вполголоса. Я не должна была подслушивать, но до меня долетела фраза, недовольно брошенная отцом:
— Ты должна была сообщить Алисе, что этот урод говорил на ее счет.
— Нет! — слишком громко возразила мать и снова перешла на шепот: — Он скоро съедет, а Алисе не стоит забивать себе голову подобными вещами. К ней он не приблизится.
Тревожные мысли вредят сну сильнее кофеина. Электронные часы зеленым неоновым светом показывали без четверти пять, а мне так и не удалось уснуть. За эту долгую ночь я успела поразмышлять о многом, но каждая мысль, так или иначе, сводилась к Денису. Мне не давали покоя слова отца, что сосед говорил обо мне. Но что такого серьезного он мог сказать, если родители так переживают? Я не верила, что мой новый знакомый мог плохо обо мне отозваться, поэтому убедила себя, что мама, как всегда, преувеличила, рассказывая об этом отцу. Но стоило успокоиться по этому поводу, я снова стала переживать о том, что будет утром. Вдруг Денис меня выдаст, как тогда я буду общаться с родителями? Нет, я не жалела о поступке, но боялась гнева мамы и еще больше отца. Но и тут я смогла себя уверить, что они ни о чем не узнают. А вот унять сердце, стучащее так сильно, что отдавалось болью в груди, не получилось. Кажется, я впервые влюбилась по-настоящему…
Как и любая семнадцатилетняя девушка, я не понаслышке знала, что такое симпатия к юноше. Правда, это чувство прочно ассоциировалось с чем-то нехорошим. Мне было десять, когда в класс по скрипке пришел Дима. Он был похож на ангела: кудрявые светлые волосы и голубые глаза с огромными ресницами полумесяцами. Тогда я впервые почувствовала, как перехватывает дыхание от одного упоминания его фамилии на перекличке в начале занятия, как приятное тепло разливается на душе, если он посмотрит в мою сторону, как дрожат руки, принимая от него конфетку. Я многого не понимала, но точно знала, что это и есть влюбленность. Тогда я совершила большую ошибку: не имея настоящих друзей, поделилась своими чувствами с мамой. Она не поняла меня, сказала, что я маленькая, чтобы влюбляться, а подобные мысли только отвлекают от нужных занятий. По настоянию отца, меня перевели в другой музыкальный класс, а я еще долго мучилась угрызениями совести, когда встречалась с Димой в коридоре.