— И вообще, ты дальше слушаешь? — недовольно спросил он.
— Да, дедушка. Рассказывай.
— Начал я за твоей бабкой ухаживать. И так, и сяк: то подарочек принесу, то в магазин за новым платьем отправлю, то по блату колбасу достану, то еще дефицит какой, а Зинка все никак. Тут я решил ее вынудить.
— Вынудить? — нахмурилась Стася.
— Да! — гордо ответил Михаил Иванович. — Я был красавцем, всегда следил за собой, плечи широкие, торс атлетический…
— Скромность астрономическая, — закатила глаза Стася.
— Хм… Сама на фотографию взгляни.
Стася и Катюша снова посмотрели на фотографию, а когда подняли взгляд на Михаила Ивановича, он игриво подмигнул подруге внучки. Катюша снова залилась краской и сильнее прижалась к Стасе.
— Представь, я тут красавец такой, а Зинка нос воротит. Непорядок! И решил бабку твою соблазнить. Как в душ иду, так потом в одном полотенце к ней на кухню. Как штангу поднимать, так в комнате, пока она убирается.
— И что, вышло? — улыбнулась Стася.
— Не совсем, — вздохнул Михаил Иванович. — Честно сказать, я решил, что заинтересовал ее. Как-то вечером смотрели с Зинкой телевизор. Она все смеялась, шутила. Я решил, что она готова, что сигнал мне подает. Ну и прижал к стене, поцеловал и сразу под юбку полез. Чего, думаю, время терять, и так еле себя в руках держал: здоровый мужик, а жена не дает.
— Так вы и сошлись?
— Нет, — цокнул языком Михаил Иванович, — она на меня вазу вместе с гвоздиками опрокинула и в спальню не пустила. Спали мы, кстати, все же в одной комнате, но она на кровати, я на диване.
— Значит, соблазнение не вышло? — рассмеялась Стася.
— Слушай дальше. После того поцелуя Зинка месяц со мной не разговаривала, пока как-то раз один посетитель моего игорного дома проигрался вдрызг и напал на меня: здоровенной вазой по голове шандарахнул, пока я отвернулся. В милицию я пойти не мог, и меня приволокли домой, чтобы Зинка выходила. Она как увидела меня всего в крови, так перепугалась…
— И простила?
— Месяц за мной ходила, но не разговаривала. Поцелуй тот простить не могла.
— Думаю, что не поцелуй, а твою наглость. Гордая у меня была бабушка, — восхитилась Стася.
— Да… Вот и я так думал и влюбился по уши. Когда я совсем поправился, пришел к ней с цветами и стал просить прощения. Пообещал, что, если сменит гнев на милость, сделаю ее самой счастливой. Тогда-то она и заговорила со мной. Точнее, не заговорила, просто подошла и сама поцеловала. Я сначала опешил, но потом вот так просто признался ей в любви.
— Красивая история, — протянула Стася.
— Да… Зинка моя… Ты такая же красавица, вот поэтому я и говорю, что любого с ума сведешь.