Сквозь сотни световых лет мерцали звезды Кассиопеи, короновавшие эту ночь, и Стася старалась сосредоточиться на них, чтобы окончательно не забыться в страсти и не выдать своими стонами присутствие любовника. Но в какой-то момент она не сдержалась и простонала в голос, на что отчетливо услышала:
— Тише, не разбуди Сережу…
— Что?!
Стася так резко приподнялась, что Беркут чуть не упал. Она соскочила с подоконника и прикрылась шторой. Почему-то сейчас ей казалось, что она особенно уязвима.
— Что ты сказал, Беркут?..
— Я?! — удивился он. — Милая, но я молчал. Мой рот… кхм… был занят несколько иным.
— Ты сказал, что я могу разбудить Сережу.
— Сережу? Кто это?
— Мой отец…
— Но он же умер…
— Да… Видимо, мне показалось. Голова закружилась, вот и померещилось.
Беркут протянул руку, высвободив шторину, в которой Стася была как в коконе, и притянул ее к себе. Она тут же уткнулась в его грудь и прикрыла глаза. Неизвестно почему, ей захотелось плакать.
— Эй, ты чего?! — Беркут поднял Стасино лицо и заметил блестящие слезинки.
— Прости…
— Тебе не за что извиняться. Я люблю тебя.
Стася в удивлении распахнула глаза, и одна слезинка сорвалась с реснички. Она пока не была готова ответить Беркуту тем же, но несомненно чувствовала намного больше простой симпатии. Вот только не было слов, чтобы объяснить эти чувства, но иногда поступки говорят лучше красивых речей. Стася поднялась на мысочки и стала медленно целовать Беркута. В этот поцелуй она вкладывала все, что было на ее сердце: симпатию, доверие, страсть, обещание верности… Стася даже не заметила, как снова оказалась на подоконнике, но теперь Беркут не отпускал из плена ее губы. Он сделал резкое движение, и Стася сама подалась вперед, чтобы наконец почувствовать его в себе.
Чем быстрее двигался Беркут, тем сильнее царапала его спину Стася, но от этого он становился еще резче, и так по кругу… В какой-то момент она не выдержала и укусила его в грудь под плечом, чтобы не застонать. Он прошипел от боли, но это только сильнее раззадорило. Беркут снял Стасю с подоконника и развернул лицом к окну. Она сама толкнулась на него, и он снова вошел, удовлетворяя Стасино нетерпение.
— Еще, — прошептала она. — Не останавливайся…
Беркут обхватил ее за живот и потянул на себя. Стася чуть не потеряла равновесие, но он удержал. Удовольствие граничило с болью, но от этого становилось острее. Им обоим не хватало воздуха. Температура в спальне накалилась до предела. Беркут сдерживался из последних сил, но хотел, чтобы Стася успела получить удовлетворение. Только когда она задрожала, а потом словно обмякла, он позволил себе кончить.