Иные из закаленных воинов от счастья совсем ошалели: прикрывая глаза от утреннего света, они устремили взгляды на флаг, одурманенные его красотой и собственными чувствами. Брайан изучал территорию за их спинами. За проволочным забором — по длинной стороне территории госпиталя — был еще один. Какая-то жалкая защита: грубые жерди, обвитые колючей проволокой. Тропинка — когда-то забор поставили вплотную к ней — сначала бежала параллельно ему, а затем ускользала вдоль утесов, вероятно, в горы. Слегка повернув голову, Брайан вновь посмотрел на запад, за спины беседовавших часовых.
Бежать он хотел в ту сторону. Через первый забор и под вторым, по дорожке и вдоль ручья — он тек параллельно ей, — а дальше вниз, к железной дороге, протянувшейся вдоль Рейна до самого Базеля.
Идти вдоль железнодорожных путей на юг — а там он рано или поздно доберется до швейцарской границы.
Как ее пересечь, там будет видно.
Шестое чувство заставило Брайана повернуться и посмотреть рябому прямо в глаза. Едва встретившись с ним взглядом, великан тут же опустил голову. В его взгляде сквозило что-то цепкое. За рябым надо приглядывать, причем как можно незаметнее. Брайан снова перевел взгляд на забор.
Не очень-то высоко, прикинул он.
Если получится расшатать флагшток у нижнего болта, его можно перекинуть через забор как мостик. Стекающие по здоровенным гайкам сгустки ржавчины навели его на другие мысли. Будь у него гаечный ключ, все получилось бы. Все решали мелочи. Незначительные вещи и события, такие как случайная встреча с девушкой, неожиданные фразы, услышанные в детстве, удача, улыбнувшаяся в нужный миг. Внезапно возникающие отдельные фрагменты, в сумме образующие будущее и делающие его непредсказуемым.
Например, случайно появившееся пятно ржавчины на каком-нибудь болту.
Значит, придется перелезать через забор, изодрав себя в кровь о колючую проволоку на его верхушке. А еще ведь часовые. Одно дело — незаметно перелезть, а другое — потом уйти. В темноте хватит одной выпущенной наобум очереди из пистолета-пулемета. Снова вмешается случай. Он не мог отдаться на волю случая, если была возможность этого избежать.
Церемония завершилась короткой речью старшего офицера службы безопасности, говорившего с таким энтузиазмом, какого у его флегматичной особы и предположить было нельзя, затем прокатилась волна нацистских приветствий, казавшаяся бесконечной. Потом с площади медленно увезли улыбавшихся колясочников и лежачих больных — их распирало от гордости и любви к родине. Вероятно, они были уверены в том, что сделали все возможное и были в безопасности.