Остаток бутылки Ольховский допил с замом.
— Слушай, — сказал он, — такое дело. Тут у нас давно разнарядка лежит — одного офицера на сельхозработы. Больше некого. На картошку поедешь, понял? В Оредежский район. Матросикам хвоста крутить. Только будь осторожен, я тебя прошу, — не удержался он.
Огорченный зам поупирался.
— Надолго?..
— Месяца на полтора, видимо. И ты не торопись обратно, не торопись! Варежкой щелкать лишнего не будешь, я надеюсь?
— Петр Ильич!
— Не возражать! Тебе же лучше. Нагрузишь мичмана, сам по выходным — домой. Давай, давай, завтра и поедешь, — напутствовал.
По ночам к «Авроре» приставали тихие речные танкеры, сливая по дольке малой мазут. Мознаим оказался хорошим снабженцем и, как хороший снабженец, не терял надежду в Москве продать излишки на свой карман.
Желтый и светящийся, как погон, лист слетал в Летнем саду и сплывал по серой невской глади. Чертежной штриховкой расписали пространство дожди. Петропавловский шпиль несся в проткнутых тучах, как перископ всплывающего к невидимому солнцу города.
Седой и хитрый Арсентьич перестал цыкать на своих, «понявших службу»: крутились только так. Умудрились найти спеца-аса и без сухого дока наварили кронштейн левого гребного вала.
— Ну что, командир, — подвалил Арсентьич как-то утром. — Паропроводы собрали. (Модульные трубы из нержавейки были сперты со стенки у подлодок-бомбовозов, надежней не бывает.) Будем пробовать греть котлы, пары поднимать.
Ольховский спустился в машину. Зыбкий зеленый свет тек сверху сквозь световые люки, отмытые до ангельской прозрачности. Факелы форсунок бились и гудели в топках обоих котлов, шуршал и ухал водяной насос.
— С Богом, — сказал Колчак, снял фуражку и ударил себя по колену.
Красные стрелки манометров еле заметными движениями стали переползать деления.
— Провернем? — спросил Ольховский.
— Поднимем сколько можно и посмотрим сначала, как контур, — озабоченно сказал Мознаим.
— Еще пару часов можно отдыхать, — прикинул Арсентьич. — Если все будет в порядке — провернем винты на самых малых, поглядим.
Без всякой надобности Ольховский пошел проверить часового у «крюйт-камеры», где в штабель лежали семьдесят пять дощатых зеленых ящиков, и в каждом, в выпиленных гнездах перемычек, помещался снаряд с пластиковой пробкой, ввернутой в усеченный конус головной части в гнездо взрывателя — и отдельно и ниже гильза, под залитой парафином крышкой которой ждал полный комплект пороховых картузов. Цинку с взрывателями Ольховский держал в собственной каюте. Если что — уж лучше пусть грохнет там: сразу.