– Да, герцог очень внимательно относится к нуждам своего театра.
– А не герцогиня? – удивился я.
– Нет, театр существовал до нее, – пояснил Циммерман. – Наверняка останется и после.
– После?
Не выглядела Матильда ни умирающей, ни стремящейся избавиться от ненужного дома. Напротив, на вечере она выглядела на редкость здоровой, а уж про трогательное взаимопонимание супругов я много чего могу сказать. Но не буду.
– Поговаривают, что в их семье не все гладко, и дело может дойти до развода. Не хотите вернуть невесту? – съехидничал Фальк.
Становилось понятным внимание к Фридерике как к новой потенциальной герцогине. Красота, здоровье и титул – основа для зарождения чувства. Но не думаю, что Матильда легко выпустит из жемчужных зубок то, что туда уже попало, да и существует достаточно серьезное препятствие для развода.
– Развода? Помнится, Матильда говорила, что у нее сын…
– У него какие-то серьезные проблемы со здоровьем, – неуверенно ответил Циммерман. – Думаю, если герцог решит развестись, ему пойдут навстречу: свары из-за герцогства Гарму не нужны.
Однако… Похоже, в одном Матильда оказалась права – герцогам Траттенским срочно нужно вливание крови со стороны. Не факт, что у нынешнего герцога получится сделать здорового наследника, с такими-то склонностями к травкам и алкоголю.
– Когда это проблемы со здоровьем становились причиной лишения титула? – все же удивился я. – Особенно в таком возрасте. Болезненные дети иной раз вырастают в здоровяков.
– Там что-то серьезное, – все так же неуверенно сказал Циммерман, почему-то вопросительно взглянув на Фалька. – Говорят, после рождения ожидали, что ребенок умрет со дня на день. Герцог обвинял супругу, она – его.
– Отголоски скандала гуляли по всему Траттену – припомнил Фальк. – Но потом притихли, тем более что ребенок не выглядит больным, я его видел на прогулке. Обычный мальчик, подвижный и любознательный.
– Сколько ему?
– Года четыре. Очень похож на маму.
– Значит, красивый, – равнодушно заключил я.
Итак, Фогель недаром получает деньги. И фонит от его дома тоже недаром. Тянуть обреченного ребенка четыре года – это не каждый сможет. Понять бы еще, каким боком тут кусты, погибшая Марта и странная татуировка.
Фальк подхватил Фридерику под руку и начал ей что-то шептать, явно настраивая против меня. Подслушивать я не стал: ничего интересного не услышу, а тратить энергию непонятно на что не стоит. Фальк наверняка делится своим ценным мнением о том, какой я плохой, а не о том, что же случилось в Траттене год назад. Циммерман недовольно сопел, косился на эту парочку, но поскольку я не выражал неудовольствия, решил тоже не обращать внимания. До гарнизона мы дошли мирно. Фальк внутрь не рвался, удовлетворился поцелуем руки Фридерики и обещанием пообедать завтра вместе.