Гумберт Гумберт выходит из комнаты. Замечает, что лицо Шарлотты, «искаженное тем что она испытывала, не представляло собой приятного зрелища». Направляется на кухню. Открывает бутылку скотча. Пытается убедить Шарлотту, что ей все показалось: «Ты разбиваешь и мою жизнь и свою… Давая обсудим дело, как двое культурных людей. Это все твоя галлюцинация. Ты, Шарлотта, не в своем уме. Эти записи, которые ты нашла, всего лишь наброски для романа».
Шарлотта не отвечает, продолжает писать письмо. Гумберт Гумберт идет налить виски; он еще не знает, что Шарлотты больше нет. Раздается звонок: «Миссис Гумберт, сэр, попала под автомобиль, и вам бы лучше прийти поскорее». Судьба сыграла с нашим героем престранную штуку. Шарлотте уже не удастся спасти честь дочери: «Гейзиха» погибла. И не от руки Гумберта Гумберта, хотя тот уже и был готов ее убить.
Я вспомнила описание Шарлотты Гейз — «слабый раствор Марлены Дитрих», — разглядывая фотокарточки Эллы Хорнер, датированные 1948 годом, когда пропала ее дочь. Элле тогда был сорок один год, она часто зачесывала волосы назад, порой собирая в пучок (ср. «бронзоватый шиньон на затылке»), и выщипывала брови в ниточку. Прочие черты лица — глаза с набрякшими веками, волевой подбородок, крупный нос, высокие скулы — также напоминали Марлен Дитрих той поры, когда она еще не уехала из Германии в Америку и не стала звездой Голливуда. Я видела снимки Эллы до и после исчезновения Салли: у меня сложилось впечатление, что, когда Элла улыбалась, глаза ее чаще всего оставались серьезными (ср. Гумберт о Шарлотте: «Ее улыбка сводилась к вопросительному вскидыванию одной брови»).
У Шарлотты Гейз и Эллы Хорнер было еще одно сходство, случайное ли, нет ли: брак как способ заполучить их дочь. Гумберт Гумберт так и сделал. Фрэнк Ласалль же всем рассказывал, что якобы забрал Салли у матери. А девочке, чтобы выжить, приходилось подыгрывать ему в этой лжи и в Атлантик-Сити, и в Балтиморе, и еще много где.
В один прекрасный день в марте 1949 года Фрэнк Ласалль отвел Салли в сторону и сообщил, что они уезжают из Балтимора. Дескать, ФБР поручило ему новое дело, и для того чтобы провести расследование, ему придется отправиться на юго-запад страны. На тот момент Салли уже провела с ним девять месяцев. Она не знала, да и не могла знать, что настоящая причина, вынудившая их покинуть Балтимор, заключалась в том, что Митчелл Коэн, прокурор округа Кэмден, 17 марта ужесточил обвинение: отныне Ласалля разыскивали по подозрению в похищении и удержании ребенка против воли. А это значило, что теперь за увоз Салли ему грозило от тридцати до тридцати пяти лет тюрьмы. Полиция так и не напала на след пары, но такое обвинение, вдобавок к первоначальному, означало, что искать их будут с особой тщательностью, поскольку теперь для этого больше возможностей, так что Ласалля, скорее всего, в конце концов арестуют. В Балтиморе оставаться небезопасно, да и вообще на Восточном побережье. Новое обвинение не заставило Ласалля покинуть укрытие: оно вынудило его бежать.